Нарисуй мне дождь

Как и для любого нормального человека, это занятие было бы для меня совершенно несносным, если бы я не превратил его в игру под названием: «Кто дурнее?» С усердием достойным лучшего применения я выискивал невероятные по бессмысленности цитаты и переписывал их в свой конспект, который именовал: «Настольная книга дегенерата». Временами, поднимая себе настроение, я его перечитывал. Каждый раз задавая вопрос, как много людей, причисляемых к разумным существам, могут находить здравый смысл в этой галиматье? Напрашивался ответ, чем наглее навязывается идеология, тем эффективнее она одурачивает людей.

Еженедельные семинары по истории КПСС начинались обязательной политинформацией, ее обязан был готовить каждый студент по очереди. За соблюдением очередности следил староста группы. В специально выданном на кафедре журнале он составлял график и скрупулезно отмечал выполнение. Сегодня политинформацию должен проводить Юрик Шнейдерман. Он, как всегда выглядит неопрятно, словно никогда не умывается, маленький, черноволосый в больших не по росту очках в массивной черной оправе. Эти несносные очки он приобрел явно на вырост, они как живые, постоянно сползают на кончик носа, ежеминутно угрожая свалиться.

Увлекающийся абсолютно всем, от вечно развязанного шнурка на ботинке до трупа дохлой мухи на подоконнике, Юрик периодически замирает с полуоткрытым ртом, разглядывая заинтересовавший его объект и неожиданно для всех подхватывает свои очки почти что на лету, возвращая их на растертую докрасна переносицу. От чрезмерного онанизма он страдает неврастенией, осложненной холециститом. В самые неподходящие моменты он срыгивает накануне съеденное. Благодаря этому, мы всегда хорошо знаем, что Юрик ел на завтрак или, чем он сегодня пообедал.

Взбудоражено теребя замусоленные, похожие на грязные портянки вырезки из газет, он говорит сидящей с ним рядом Надюхе Сдохлий:

– Мне папа вчера сказал, чтобы я в своей политинформации хорошенько облил грязью проклятых капиталистов. Я им сейчас всыплю! Они у меня грязью будут мочиться! ‒ не находя применения своим беспокойным рукам, Юрик машинально чешет себе мошонку.

Этот Юрик молодец, умеет поддержать светский разговор с девушкой. Надюхе далеко за тридцать: рослая и худая, она б выглядела высокой, если бы не горбилась. У нее изможденное старушечье лицо на длинной шее с множеством морщин. Она из бывших маляров, в институт попала по квоте для членов КПСС. На Юрика обращает ровно столько же внимания, как на стул, на котором сидит. Она надменна, злобна и скупа. У нее желтое лицо, низкий лоб над тусклыми глазами и острый нос, кончик его в холодную погоду всегда красный.

Надюха живет в моем общежитии на женском крыле. Ее соседки по комнате рассказывают, что она любит готовить себе суп из соленых тюлек, дешевле тюлек, рыбы не бывает. Она отрывает у тюлек головки, извлекает из тушек «кишечки», и все это варит, «каждое» в отдельной посуде, а потом по очереди ест: на первое, второе и третье. Вот только не знаю, в какой последовательности

На днях с ней произошел казусный случай. По договоренности с комендантом общежития, она, как член КПСС, моется в душевой одна в неурочное время. Какие-то девчонки об этом не знали, заметили, что на дверях в душевую не висит амбарный замок, и забежали помыться. Увидев голую Надюху, они в ужасе начали визжать, а она стала на них кидаться и чуть не поубивала их насмерть тазиком. Вахтерша, не разобравшись, что происходит, с перепугу вызвала милицию. Те, приехали на удивление быстро, и когда увидели Надюху, сами испугались не на шутку. В конце концов, во всем разобрались, хорошо, что обошлось без стрельбы по диковинному существу, но теперь девчонки боятся ходить в душевую.

Семинары по истории КПСС проводил препод Владимир Иванович Лепетуха по прозвищу Сталевар. Это было некое подобие человека, сродни бездушным самодвижущимся механизмам, типичный ходульно-автоматический коммунист. Он все время дергался и нелепо размахивал руками, перемещаясь по аудитории, как на шарнирах, ни минуты не мог усидеть на месте. Почему он так себя вел? Наверняка, копировал ужимки своего мумифицированного вождя. При каждом удобном случае он напоминал нам, что является выходцем из рабочего класса и даже некоторое время работал рядом с мартеновской печью, но никогда не уточнял, как долго он там работал и кем именно. Своей очевидной никчемностью этот фанерный сталевар не вызывал ничего, кроме раздражения.