Нарисуй мне лето (СИ)

— Чего? Но… мы же договаривались на месяц. Я не могу просто так…

— Не смей спорить, — резко обрывает она.

Её голос звенит сталью, у меня мурашки бегут по спине. Как же мне надоел этот командный тон, я уже успела забыть его.

— Смотрю, ты там распоясалась без присмотра. Пора домой.

— А почему так срочно — то? Что стряслось? — спрашиваю, стараясь унять дрожь в голосе.

— Не твоего ума дело, — отрезает тётя. — Ровно через неделю, чтоб была дома. Иначе…

— Иначе что? — вырывается у меня, прежде чем успеваю прикусить язык.

Повисает гнетущая тишина, потом тётя цедит ледяным тоном, полным презрения:

— Не забывай, кому ты обязана всем. Мы могли сдать тебя в детдом. Так что не испытывай наше терпение.

Меня трясёт от несправедливости. Хочется заорать, что я им ничего не должна. Что они сломали мне жизнь, лишив любви и заботы. Но вместо этого я стискиваю зубы так, что челюсть сводит, и цежу:

— Хорошо. Приеду.

— Вот и славно, — в её голосе слышится удовлетворение, от которого меня мутит.

Она вешает трубку, бросая меня наедине с гудками. Слёзы текут по щекам, в груди пустота. Рука с телефоном безвольно падает на колени. Мысль о возвращении в тот дом, к людям, для которых я обуза, вызывает панику. За что мне всё это? Почему я не могу просто жить нормальной жизнью, как все? Встречаться с классным парнем, гулять допоздна, рисовать сколько влезет. Без вечного страха сделать что-то не так, и быть наказанной.

Глава 42. Луиза

Ковыряюсь вилкой в рагу. На вкус вообще вроде как овощи какие-то варёные, не знаю, что это, если честно. В голове крутятся мысли о том, что наговорила тётка. Как мухи над ухом жужжат, заколебали уже. Есть вообще не хочется, живот скрутило узлом.

Итен сверлит меня взглядом, морщит лоб.

— Ты что как не в себе? Что стряслось-то? — он так искренне переживает.

Смотрю ему в глаза. И что он со мной как с маленькой возится? Бесит. Напоминает, что у меня жизнь по швам трещит.

— Да нормально всё, голова побаливает просто, — огрызаюсь.

Проще соврать, чем объяснять.

— Может чаю сделать? Или таблетку дать? У меня есть, что-то от боли, — Итен поддаётся вперёд на стуле.

— Не, не надо. Пойду полежу, может, само пройдёт, — мотаю головой и отодвигаю тарелку.

Встаю из-за стола, ужин почти не тронула. Итен вроде как собирается, что-то сказать, но я быстро ухожу с кухни, не дав ему и рта, раскрыть. Слышу, как он тяжко вздыхает позади меня.

В комнате падаю лицом в подушку. Внутри всё перемешалось. Злюсь на дядю с тётей. Обидно. Страшно. И ещё непонятная злость на Итена. Его забота сейчас почему-то раздражает. Будто его хорошее отношение — это упрёк мне, напоминание, что у меня нет настоящей семьи.

Переворачиваюсь на спину, пялюсь в потолок. Белый, бесконечный, затягивает. Взглядом цепляюсь за мелкие трещинки. Как же не хочется назад… Эта неделя пролетит слишком быстро. Дни утекают как вода сквозь пальцы.

— Луиза? Ты не спишь? Можно войти? — приглушённо спрашивает Итен.

— Входи, — отвечаю после паузы.

Сглатываю, ком в горле давит. Он неуверенно замирает в дверях, переминается с ноги на ногу. В тусклом свете ночника его фигура кажется какой-то призрачной, нереальной.

— Я хотел узнать, как ты. Точно ничего не надо? Может, воды принести?

— Не, правда, всё нормально, — мотаю головой. — Извини за ужин. Я… — слова застревают в горле. — Останься со мной, — вдруг вырывается.

Смотрю на него, и меня накрывает. Хочу провести с ним всё оставшееся время без сожалений. Насладиться каждой минутой вместе. Смеяться, гулять, творить что-то безумное… с ним.

Внезапно накатывает острое желание успеть за эту неделю ещё кучу всего. Ведь даже за эти две недели мы столько всего сделали. На рыбалке я впервые держала удочку и поймала свою первую рыбу, и каталась на каяке, и побывали на фестивале, и смотрели вечерами фильмы, и гуляли по лесу и были на море…

Я даже впервые на что-то типа вечеринки попала! Хотя это сложно так назвать. Вспоминаю, как неумело целовалась тогда с Итеном.

Он подходит ближе, половицы тихонько поскрипывают под ногами.

— Ты хочешь, чтобы я остался с тобой на ночь? — удивлённо вскидывает брови.

— Да, — тихо отвечаю, чувствую, как пылают щёки.

Глава 43. Итен

Чувствую, как учащается пульс от её слов. Чёрт, как же она прекрасна в своей невинности. Каждый изгиб её тела под тонкой тканью ночнушки заставляет меня сходить с ума. Мягкий свет ночника отбрасывает тени на её лицо, подчёркивая нежные черты. Глаза блестят в полумраке. Луиза краснеет под моим пристальным взглядом, её щёки покрываются очаровательным румянцем.

— То есть… просто побыть рядом, — поспешно добавляет она, опуская глаза.

Её голос дрожит, выдавая волнение. Делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Её аромат щекочет ноздри, дурманя голову.

— Конечно, я останусь, — отвечаю спокойно.

Осторожно присаживаюсь рядом, чувствуя, как прогибается матрас под моим весом. Она тут же прижимается ко мне, словно ища защиты. От её тепла по телу бегут мурашки, а кожа покрывается гусиной кожей. Мы молчим, но воздух между нами словно наэлектризован, напряжение нарастает с каждой секундой.