Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

–Я замечала, что, когда рисую пальцами, никто не в силах украсть мою идею, а ты намеренно рисовал губами, делясь душой и мыслями со всеми! Почему?

–Мне было важно для кого-то рисовать…

–Нет ничего сильнее твоих творений! – воскликнула она с гордостью!

Он промолчал её слову, и за это поплатился пощёчиной по сердцу.

–Я не виню тебя! – произнесла она, как гром, свои слова.

–А я виню себя! – ответил горько он. – Не справился, тебя потерял и, даже страшно узнать, сколько я спал!

–Ты дал нам шанс! – повторила она то, что чаще всего в голове её крутится!

–Да какой это шанс? – вспылил он чуть-чуть. – Шанс это, если бы я был всегда рядом с тобой!

–Ты и был всегда рядом…

–Нет.

–Ты проснулся, когда я сдалась, когда подвела тебя уже во всём! Для людей ты был подобен Божеству, а я была той, кому ты оставил свой дар! Когда ты спишь, я становлюсь полноценным художником, когда просыпаешься – ничего не могу без тебя…

Пауза. Ждёт вопроса, и художник не стал подводить.

–Почему ты сегодня сдалась?

–Устала жить.

–А наш ребёнок?

–Он прожил прекрасную жизнь.

–Прожил? – испугался художник.

–Он познал многое в жизни, и жизнь его была счастливой – также, как и жизнь его внуков. Правнуки отдалились от меня, я не знаю, что с ними…

–Сколько? – выдохнул художник, а сердце колотилось.

–Сколько спал?

–Да.

–Ты спал век!

Сначала застыл, затем схватился за волосы, и опустилась голова. «Почему? Почему? Почему?», – кричал на себя художник, получая в мыслях разные ответы, ни один из которых не способен пощадить!

Анастасия понимала его чувства. Жаль, что ему её чувств не понять. Для него век это миг, для неё целая жизнь!

–Когда ты заснул и не проснулся, – продолжила она, – Луна стала страшным мифом, Жизнь обернулась врагом, Смерть показалась другом, а наш сын – единственным смыслом жить. Слушала твои сны, боролась с мыслью, что не скоро ты проснёшься. Большую часть своей жизни я была с тобой – искала способ разбудить, читала твои мысли, пыталась проникнуть в твой сон. Наш сын и наши внуки любили смотреть на тебя – больше меня верили, что ты проснёшься. Они тоже побывали в твоих снах, но никого из нас ты не увидел…

Она прервала слова и разрыдалась – ей было больно говорить об этом. Художник представлял всё это и тоже не сдержал слезу!

–Дай мне, хоть пол тысячелетия, я бы не справилась! Везде холодно! Жертва для души Солнца была напрасна! Что бы я не делала, всё приходит к одному! Мне так много хочется тебе рассказать, но боюсь на это нужны годы, как и тогда, когда многое скрывала от тебя…

«Какой она была мамой? Как любила их сына? Каким был его сын?», – он не спросит у Анастасии, ведь не затмить тот факт, что он проспал всё самое драгоценное, что было в его жизни.

«Любила ли хоть каплю, как прежде? Или это уже не важно?» – спрашивал себя и отвечал, что очень важно.

Вся жизнь сложилась в один пазл, но чего-то не хватало – наверное, последнего штриха его души. Или, всё же, последнего фрагмента жизни Данучи?!

–Знаешь, мне и не хочется знать о том, каким стал этот мир! – промолвил художник, заглянув в широкое окно.

Напротив два дерева, что дотянулись до небес. Точнее, напротив окон их общая макушка. Небо тёмное, холодное, а внизу лишь лёд.

–И правильно. Порою, чтобы узнать большее, мы теряем всё!

Арлстау ничего не ответил. Она не пыталась уколоть – просто, так, порою, складывается жизнь, что, со временем, в каждой фразе можно видеть уколы и укоры…

–Данучи, – воскликнула Анастасия. – Я хранила его душу для тебя! Седьмой фрагмент никем не был подсмотрен…

–В седьмом фрагменте вся жизнь Данучи, с самого детства. – признался Арлстау. – Не только её конец. Наверное, поэтому проспал я целый век.

У неё другое мнение на этот счёт, но не стала озвучивать. Она считала, что он спал двадцать четыре дня, потому что разделил свой дар и стал слабее. Она сочла, что он проспал весь век, потому что лишился души…

–И ты знаешь, какой была его жизнь? – спросила Анастасия.

–Нет.

–Значит, узнаем.

–Я сомневаюсь, что нам нужно это знать! – поздно встрепенулся художник. – Зачем спешить? Не обязательно смотреть сейчас! Можем это сделать, скажем, лет через тридцать…

–Осталась горстка людей, считающих себя избранными – вот и весь мир! – громко воскликнула она. – Какие лет тридцать?!

«Печально. Но твоя ли в этом вина? Моя ли? Чья ответственность – хранить мир? Одного человека или всех людей? Или виноват полководец? Или Иллиан? Думаю, все мы в ответе – каждый человек, живущий на Земле, а не кто-то один, как обычно бывает…».

–Я хочу, – продолжила Анастасия без прежней покорности, – чтобы весь мир увидел седьмой фрагмент Данучи!

Художник за секунду обдумал её мысль, счёл её праведной и обрадовал своим ответом:

–Думаю, нам это по силам.

–Ты не против? – удивилась она

–Нет, пусть увидят! Может, задумаются о чём-нибудь, вспомнят о хорошем, поверят в честность, отвернутся от лжи, простят всех тех, кого не простили и будут лучше жить, чем жили раньше.