Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

Людям было одиноко – они все далеко от родных, авры были готовы принять новый путь, а Жизнь с тоскою провожала небо и этот маленький, печальный мир.

Его назвали Дастаром, потому что считали защитником. Это миф – не стоит придавать ему значения, внимания будет достаточно.

А сейчас все люди и авры смотрели с вожделением, как спутник падает с небес и не думали о мифах, размышляли о жизни, что прожили…

–Я отказываюсь от своего дара! – воскликнул Данучи, став первым во всём, что нежданно для Жизни.

Осколки спутника замерли в небе, не долетев. Одна простая фраза остановила их. Жизнь была счастлива, а Смерть невольно развела руками, пробурчав себе под нос: «Как же так?!».

Если часто смотреть на костёр, можно ослепнуть. Данучи всегда старался вовремя тушить. Но не сегодня. Сегодня – самый значимый день для него, ведь у него больше не будет Завтра. Вчера уже история, да и Сегодня скоро ею станет....

Двенадцатый удар топора не позволил Данучи сполна насладиться объятием Жизни. Не был он похож на бой курантов, и загадывать желания нельзя, ведь после него осколки, что на время замерли, вновь устремились вниз.

Данучи рухнул вместе со вторым деревом и оглушительным громом, не удержавшись в руках Жизни. Он умер, не сказав последних слов, которые давно задумал, но кто-то, возможно, прочёл их в его улетавшей душе. Иначе, Жизнь не улыбалась бы сквозь слёзы…

Дочь полководца и спутница Арлстау тоже не сдержали слёз, но по-другому – не умели плакать так, как плачет Жизнь. Арлстау же воспринял его погибель, как временный мандраж, как сон, как собственную смерть со стороны. «Он вами был вчера разочарован, сегодня к вашим чарам сам пришёл…» …

Полководец лежал на Земле со сломанным позвоночником, избитый до полусмерти своими же воинами, растоптавшими его, как только предпоследний раб совершил свой последний удар! Да, художника убил безвольный раб! Всего то! Да, всё войско набросилось на полководца и растоптало его, как только нанесли последний удар художнику!

Полководец смотрел на небо и пытался смеяться в лицо падающему спутнику. Последний раб его верного отряда стоял рядом с открытыми и живыми глазами – его не тронули, сжалившись над его безвольностью.

На боль было плевать, а вид для глаз самый отменный полководцу. Все, лишь стояли, не шевелясь, и глядели на небо, а он лежал на спине, как бесстрашный солдат. «Так смотреть на конец мне приятней, чем им…», – размышлял старый безумец, умирая, и чувствовал себя вновь выше всех, даже перед смертью…

–Спаси этот мир, Арлстау! – воскликнула Жизнь.

Анастасия посмотрела на неё так, будто боялась, лишь этой фразы, затем перевела взгляд на возлюбленного, и каждой деталью своей её взгляд говорил ему: «НЕТ!»!

Арлстау же был готов к этому, но ждал, что Жизнь сама его попросит обо всём. Чего ждал, того дождался!

–Данучи первым отказался от дара… – продолжила она, но художник сбил полёт её мысли, и она уже не скажет ему, что он получит, если откажется от дара, а Смерть потом расскажет совершенно другое, не смотря на истинность!

–Первым из нас двоих или первым из всех?

–Из всех! – воскликнула она. – Без него бы жизнь на Земле не появилась! Если бы он принял другое решение, то и ты, Арлстау, никогда бы не родился! Однако, первыми людьми на Земле должны быть те, кто выживет на этой планете. Сам по себе человек на Земле не появится…

«Зачем ты так со мной судьба, ведь на всех я смотрю, как на равных?! Только понял, как надо жить, и ты так со мной поступаешь!».

–То есть, я лишён выбора? – спросил он, зная, что это не так.

Он любил, когда победа приносит другие победы, когда поражение поступает точно также! Здесь же, в этом, чужом мире всё иначе!

–Что для тебя душа? – спросила она вопросом.

–Душа это всё, что есть во мне! Все мои слова и мысли, чувства и эмоции.

–А нарисованные тобою души это что?

–Это, то, что я могу сказать на данный момент жизни. – начал он мысль, но перевёл её в другое русло. – Я верю, что это начало, что всё, что создал за короткий миг это лишь первая душа, а те, что ожидают после, будут сильнее и насыщеннее!

–Так и есть. – ответила Жизнь и добавила. – Это дар!

–Дар прокладывать дороги, созидать мосты?

–Возможно. Всё, что ты создал это лишь то, что ты не побоялся сказать. Был бы ты безжалостней или похитрей, ты бы пошёл другими рельсами и совсем иное рисовал, но выбрал ты красивую дорогу, а в красоте есть мир. Потому ты достоин того, чтобы это было только началом…

–Ты веришь в это? – спросил он у Жизни так, словно она человек.

–Верю! – ответила она легко, непринуждённо. – Верю и в то, что две планеты смогут жить в одной Вселенной!

–Я не могу целостно нарисовать свою душу, – сказал ей с горечью художник. – Я сделаю, как Данучи!

–Можешь! – заверила Жизнь, подняв указательный палец повыше. – Последний штрих души это её продолжение, а не окончание! Ты уже проспал век из-за того, что убил свою душу. Рисуй! Тебе уже нечего терять! Как Данучи нельзя! Это шах!