Нарисую себе сына

Я перевесилась еще круче. Пес, скосившись на Арса, зевнул и хлопнулся на пятую точку. В аккурат перед застывшим у гостиничных дверей жандармом:

— Ох, ты, надо же!

— А то! — хмыкнул мужчина. — Нас к тебе твои охранники не пускали. Ну, мы нарываться не стали. Малай, фу!

— Ой, я сейчас! Сэр жандарм!

— Да-а? — не отрываясь от волкодава, проблеял тот.

— Пожалуйста, пропустите их! Это — свои!

— В принципе, я могу собаку и здесь пока…

— Проходите! Оба! — и своей пятой точкой шеркнулся по двери в сторонку. Лишь на меня взгляд поднял. — Ваша светлость, вам же на улицу выходить… Ваша светлость!!!

— Вы чего так… — а дальше — рывок назад и полная темнота. Хотя, через секунду ощущений добавилось…

— Сволочи! Крысы портовые! Мама моя! — суматошно растирая себя руками, блажила я. — Да чтоб вас самих мордами в эту кислоту! — и по лицу, которое сейчас особенно сильно «горело». — Мама моя!

— Мессир маг, это что за… осложнения? — через шум в ушах и ужасный, раздирающий зуд, проскрипел со стороны знакомый стервозный голос.

— Стойкое неприятие. Впервые подобное вижу. Так что с нашим…

— Сусанна, рассчитай мессира по полной.

— Да чтоб вас всех… Уф-ф… О-о-о… — кажется, отпусти… — А-ай!

— А давай-ка теперь вот так вот. На всякий нелепый случай, — и обмотали заломленные мне за спину руки веревкой. А потом еще и стянули:

— А-ай.

— Орешь то ты знатно, да тут — не столица. Так что, лучше заткнись.

И вся троица с удовлетворением меня осмотрела. Я тоже, дернувшись в последний раз, «сосредоточилась». Но, не на них, на реальности. Которая не обрадовала нисколько: старая бревенчатая изба, пропахшая мышами и плесенью, на мизерных окнах — лишь решетки ромбами и напрочь отсутствует потолок, пуская сквозь щели в своде, рассеянные пылью лучи. И странные вдоль стен атрибуты: длинный узкий стол на боку, большой деревянный крест, а в дальнем углу кучей свалены останки объеденных восковых цветов. По-моему, роз. А еще, сила, идущая снизу, сквозь трухлявый дощатый пол. Но, слабая. И где я?.. Церковь? Часовня?

— Мама моя.

— Ага, — Сусанна усмехнулась. И качнула своим пепельным хвостом. — А ты — везучая, Зоя. И живучая.

— Да ее и сейчас никто убивать не собирается. У нас другие планы, — а вот монна Фелиса, по-моему, держалась гораздо уверенней. — Огляделась?

— Угу. Мне здесь не нравится. А вам — самое то, — и кивнула на восковые «объедки» в углу. Женщины скосились туда же. Капитан Шорох хмыкнул:

— Ну и язык. И как только наш общий друг с тобой управляется?

— А он меня такою и сделал. И «везучей». И «живучей».

— Так мы за вас рады. Шорох, давай, готовь стол, — кинув взгляд на кривой табурет, качнулась монна Фелиса к окну. И скрестила на груди холеные руки.

— Это зачем еще?

— Я же сказала, детка: у нас на тебя — планы. У каждого — свои. Вот уважаемый капитан, например, очень сильно желает компенсацию за собственный утраченный корабль в виде Летуньи.

— Очень сильно… желаю, — загремели за моей спиной.

— Мне нужны банально мои же деньги, которые у меня когда-то украли и тоже справедливая за них компенсация.

— Так пусть их воровка вам и отрабатывает. В чем же дело?

— Да? — с ухмылкой глянула та на Сусанну. — А у нас с ней — новый договор. Да и с чего ты взяла, что это она их тогда…

— Потому что он на такое не способен. Сусанна, разве не так? Сволочь, а не подруга. Медуза неблагодарная! Он тебя в люди вывел, а ты…

— Зоя, заткнись! Мне от вас обоих вообще ничего не надо!

— А что ты тогда в этой компании забыла? Нет, я еще могу понять, почему меня крюком по лбу, но теперь то?

— Да потому что… — на выдохе крикнула та. Потом, вдруг, скривилась. — Заткнись и все. Понять она меня не может, дура малолетняя. Я столько лет вокруг него кольцами вилась, в глаза преданно глядела, а она возникла и…

— Как в старой предтечной сказке, — покачала головой от окна монна Фелиса. — «Мышка бежала, хвостиком задела. Яйцо покатилось и разбилось». Вот такие «безобидные мышки» и подгрызают своими маленькими зубками огромные столпы. Рушат устои. Толкают нормальных людей на несвойственные им поступки.

— Вам бы с лекциями выступать. Об устоях и столпах.

— А что? Может в будущем и… И в другой стране. Здесь-то мне, благодаря твоему усопшему супругу…

— И даже имя его своими змеиными губами не смейте…

— Ну и язык! — вздрогнула я от смешка над самым ухом. А потом еще и рукой обхватили. — А может его вначале по назначению использовать?

— Шорох!

— А что? У нас с ним никогда общих баб не было… Исключая присутствующую.

— Вот же мразь, — прошипела, сузив глаза, Сусанна.

Я нервно заегозила. Капитан усилил хватку:

— Девушки, выйдите-ка на полчаса. Мы тут с Их светлостью… — и второй рукой загнул мне набок шею.

— Шорох! Сусанна, зови отца Лукаса. А ты готовь ее к обряду.

— Так время еще…

— Я сказала, готовь. А потом, после, можешь и…

— Вам всем не жить. Это я вам обещаю.

— Ох, детка, ты — не в том положении, чтобы давать обещания.

— Еще раз повторяю: вам всем не жить. И даю последний шанс.

— Шорох!

— Пошли, — мотнули меня к стоящему посреди комнаты столу. — Сама на него ляжешь или мне помочь? Только жаль, руки перевязывать придется…