Нарисую себе сына

— Да, Зоя — теперь моя. И, пусть, не девушка, а женщина. Я это могу всем заявить.

— Что «заявить»? — с прищуром уточнила Люса. Да мне и самой стало интересно. Однако мужчина удивил нас всех оптом:

— То, что, намерен на ней жениться. В первом же порту… Зоя, — развернулся он ко мне и ухватил за руки. — Я на тебе женюсь.

— Как это? — а ведь могла б и что-нибудь по уместнее изречь. — Зача, ты в своем уме? — уж лучше б вовсе промолчала.

— И в твердой памяти. Хоть сейчас завещание пиши.

— Тогда садись и пиши нам всем расписку о намереньях. Чтоб потом от своих слов не от…

— Люса! Да вы оба одинаковы. И-и… — отважно обвела я всех глазами, замкнув «круг» на своем потенциальном муже. — Я тебе благодарна, но, спасать так мое «доброе имя» не надо. Дрина, если мы оскорбили твой дом, прости. А ты, Люса, если меня больше не любишь… не лю-ббишь… то… — и, громко всхлипнув, дезертировала на грудь прижавшего меня Зачи.

— Тетушка, а ну кончай их терзать! — глядя на это дело, подбоченилась Дрина. — А ты, Зоя, не слушай никого! Хочешь, замуж за него иди, а, не хочешь — так гуляй, пока гуляется. Главное, если дитё заделаете…

— Мама!

— Ида?!

— Да, тетушка! А что, ты теперь и Идунью мою «разлюбишь»?!

— Да кто вам такое сказал?! Да, дети — Божье благо!

— А чего тогда в святые ханжи заделалась?! Или забыла всех своих здешних ухажеров?!

— Да когда это было то?! Да я тогда… тогда…

— Что? Да в нашей приходской книге про все твои пять обручений прописано!

— Мама! То секрет… был.

— А ты вообще, доча, молчи! Чтоб я из-за тебя такие речи от собственной любимой тетки выслушивала!

— Да что я такого вам обеим сказала?! Да я вовсе…

— А то я не видала, как ты на Иду зыркнула!

— Да вы обе с ней…

— Зоя, пошли отсюда, пока про нас позабыли.

— По-шли…

И если б даже половые доски под нами двумя с грохотом провалились, вряд ли этот факт отвлек захваченных родственной «беседой» дам. Нас же с Зачей занимало теперь совсем иное:

— Так ты согласна? — вытирая на крыльце мои мокрые щеки, уточнил он.

— Так ты это серьезно? — в очередной раз, не блеснула я адекватностью.

— Еще как.

— Но, ведь мы даже…

— И точно! — хлопнул себя по лбу Зача. — Как я мог такое забыть? Я тебя люблю.

— Вот так… сразу?.. Зача, а такое бывает?

— Значит ли это, Зоя, что ты меня не любишь и замуж за меня не пойдешь? — строго посмотрел на меня претендент на руку и сердце. Я в ответ закатила к небу глаза.

«А, значит ли это…» Кто бы мне сейчас объяснил. И ключевое слово здесь — «сейчас». Потому что, еще несколько дней назад я и понятия не имела о существовании полноценной жизни за пределами своего шумного городка. И что в новой этой жизни будет мой потерянный брат, а еще, скользящий по волнам галеон «Крачка» и, конечно, мужчина по имени Зачарий. С которым мне теперь так хорошо. Ведь он — огромная часть моего нового счастливого мира, где мне предстоит прожить полную обязательных радостей жизнь. Мира, который я, конечно, уже…

— Люблю… Я тебя люблю. И замуж тоже. Только, я ничего полезного по хозяйству делать не умею.

— Нет, ты — точно, сумасшедшая. Бесполезная сумасшедшая.

— Тогда, не женись. Кто ж тебя заставляет?

— Кто заставляет? — с прищуром глянул на меня мужчина. — Ты — моя, Зоя. И я никому тебя не отдам… Даже, если мне придется зачахнуть с такой женой от голода.

— Что?! Ну, ты и наглец! Да, чтоб ты знал: стряпать я немножко…

— Зоя, замолчи, — со смехом притянул меня Зача к себе. — Пожалуйста, замолчи…

О, святые небеса, лучистая Мадонна и весь Божественный пантеон! Ну, разве бывает в жизни так невероятно, немыслимо и неописуемо ХО-РО-ШО?..

— В жизни, дочка, всякое бывает. И, храни вас Бог… всех троих. А, что племянница моя тут перед вами намолола, забудь, — вот такое от Люсы вышло мне откорректированное прощальное напутствие.

Я же, едва просушив на ветру глаза, по новой шмыгнула носом:

— Люса. И как я без тебя? Ты ведь мне всю семью заменила.

— Ага. И нудела за всех их, — промокнула та краем длинного рукава глаза. — Быстро же ты повзрослела. Да, это и к лучшему. Осталось лишь душой тело догнать.

— Люса, я что, «малодушная»?

— Это чего?.. Ой, да ну тебя! И вообще, иди. Вон, жених твой, в траве лысину дотаптывает.

— Ничего, подождет. У нас вся жизнь впереди, — обернулась я к Заче. Мужчина демонстративно задрал голову к солнцу. Люса вздохнула:

— Он-то подождет, а Арсений?

— Должен уже из Белицы с грузом в бухту вернуться… Люса, я тебе хочу подарок сделать. На память. Только, ты, пожалуйста, не вопи…

Около двух миль вдоль берега прохладной тихой реки, по ухоженной рыбаками и вездесущей ребятней тропинке. Мимо зарослей пахучего миндаля и под чириканье засевших в его листве птах как-то не очень способствовали долгой моей меланхолии. И, наверное, я, действительно, малодушна. Хотя, Люса совсем не это имела в виду.

— А отчего она так голосила напоследок?

— Что?

Зача, отмахнув от лица осу, повторил:

— Что ты Люсе на шею повесила?

— Мамин кулон со звездным сапфиром.

— Ясно. А, знаешь, что? — мужчина бросил взгляд на спины шагающих по тропке матросов и, поймав меня, притянул к себе. — Я хочу сказать.