Наркодрянь

Брыкающегося Литовченко выволокли на улицу, кто-то ловко вывернул карманы. Щелкнули наручники — и его отпустили. Георгий недоуменно вытаращился на свои скованные руки, затем на физиономии омоновцев, которые от изумлении стали вытягиваться под масками, в изнеможении сполз на траву и залился тихим идиотским хохотом. Глядя на него, вначале робко, а затем во весь голос зашлись и омоновцы. Всеобщее веселье длилось минуты две. Наконец один из парней, метра под два с хвостиком, наклонился к Литовченко и, смущенно бормоча что-то, снял наручники и помог ему подняться.

— Вы уж извините, — бормотал он, — понимаете, я вижу, что Толян с Серегой ломают кадра в подштанниках, а на ноге у Толяна висит какой-то ко… гм… тип. А тут вы еще брыкаться начали… Ну… малость и перестарался. Рука очень болит, Георгий Васильевич?

— А… катись ты, — неосторожно отмахнулся Литовченко и скривился от боли. Во всяком случае, стало хоть не обидно — двухметровый омоновец, бывший Литовченкин сослуживец, прапорщик Севрюга, славился тем, что укладывал троих своих сотоварищей в течение нескольких секунд.

Так что пострадать от его рук не слишком зазорно.

А вот Толик Гончаренко в общем разговоре не участвовал — сидел молча в сторонке и деловито бинтовал правую ногу. Жора одернул пиджак, потрогал шишку на затылке, ссадину под глазом и строго вопросил:

— Всех живьем взяли?

— Так точно, — подскочил щеголеватый лейтенант Тыртыпшый. — Одного только подранили малость, да он, сука, из автомата шмалять начал.

— Хорошо, — благосклонно кивнул Литовченко. — Пошли посмотрим на орлов, — развернулся на каблуках и направился к автобусу.

Предназначение этого, по спецзаказу изготовленного автобуса становилось понятным при первом же взгляде на салон. Бронированный, без наружных окон, он был разделен бронированными же плитами на маленькие кабинки — вроде миниатюрных тюремных камер. Охрана помещалась в коридорчике, между рядами камер, и наблюдала за подопечными сквозь крохотные смотровые оконца. Наружная и единственная дверь блокировалась как изнутри, так и снаружи. Изготовила это чудо техники фирма «Вольво» и в порядке дружеской помощи подарила Южанску в канун трехсотлетия. Вмещал в себя автобус двадцать «пассажиров» и десять человек конвоя. Сейчас камеры заполнились не до отказа — на даче взяли четырнадцать человек.

Среди них оказался сам Абас — тощий чечен с рожей рассерженного верблюда.

Абас, по данным Меченого, числился у Сени Императора левой рукой, и Литовченко отправил его в Управление отдельно, на служебной «Волге».

Отправив задержанных, Жора вернулся на дачу в сопровождении десятка экспертов и собаки, натасканной на наркотики. Пока эксперты всех специальностей занимались своим делом, вислоухий забавный пес старательно обнюхивал все углы громадного двухэтажного дома. В ванной комнате на первом этаже собака заметно оживилась, зашлась звонким, радостным лаем и вдруг прыгнула прямо в неглубокий квадратный бассейн, выложенный фигурной разноцветной плиткой.

Бассейн этот, судя по всему, выполнял у Абаса роль ванны. Литовченко вспомнил свою крохотную ванночку в многоэтажном панельном доме и зло цыкнул сквозь зубы. Сейчас воды в бассейне не было, и собака принялась скрести лапами плитку. Быстро сообразив, что таким образом успеха не добьешься, умный пес выскочил обратно, ухватил инструктора за штанину и принялся энергично ее теребить.

— Фу! Ширка! Экий ты невоспитанный! — деланно возмутился инструктор. Ну, хватит, хватит… я все понял. Думаю, и вам все понятно? — повернулся он к Жоре.

— Понятно-то понятно, — проворчал Жора в ответ, — только как добраться до этого «марафета»… А имечко-то какое бедной собаке придумали…

— А что? — ухмыльнулся инструктор. — Имя по специальности, производное от «Шарик». А как добраться до наркотиков — это уж ваша забота, а нам здесь больше делать нечего.

— Разрешите, Георгий Васильевич? — выдвинулся вперед прапорщик Севрюга. Его Литовченко оставил на время всей операции при себе — как доказательство своей незлобивости. — Я что-то подобное читал в каком-то детективном романе. А у этих нацменов фантазия бедная — наверняка передрали откуда-то.

— Ну, попробуй, — без особого энтузиазма разрешил Литовченко.

— Весь фокус в том, чтобы напустить сначала воды, — Севрюга смело повернул изящный маховичок, вделанный в стену. В бассейн откуда-то снизу заструилась чистая, с голубизной вода.

На мозаичных стенах ванной заплясали разноцветные блики. Все притихли, наблюдая за их игрой. Наконец уровень воды поднялся до плиток с барельефом, изображающим дельфинов.

Маховик крана автоматически провернулся на место. Литовченко целую минуту сосредоточенно изучал водную гладь, а затем с иронией осведомился у Севрюги:

— Теперь прикажете доставить динамит?

Прапорщик шмыгнул носом, осмотрелся по сторонам и решительно отодвинул Литовченко в сторону. Взявшись за маховик, он пошептал что-то и резко крутнул его против часовой стрелки.

И чудо свершилось.