Наркомы страха

— Он непримирим. Когда он узнал, что мы собираемся возвращаться, он, встретившись со мной в Новосибирске, говорил: «Помни, что ты друг Льва». Не понимает человек, что бывают моменты, когда личная дружба отходит на второй план. Сейчас можно быть или белым, или зеленым, или красным. Большевик не может быть ни белым, ни зеленым. Сосновского мне было бесконечно жаль. У него одно время было такое настроение, что я боялся трагического конца. Личная дружба с Львом закрывает ему глаза на все, что происходит. А происходит огромная борьба с кулаком. Здесь, на страницах центральной прессы, эта борьба не освещается. А посмотрели бы, что делается в Сибири. Там на активность кулака отвечают в среднем семью смертными приговорами вдень…

— Что Богуславский (Богуславский Михаил Соломонович — сторонник Троцкого, бывший заместитель председателя Моссовета; расстрелян в 1937 году. — Б. С.)?

— Этот не пропадет. Так же, как он во время разгара борьбы ни разу не выступил ни на одном собрании, он, блестящий оратор, так и здесь он занимается радикализмом за стаканом.

— Что Раковский (Раковский Христиан Георгиевич — сторонник Троцкого, бывший посол в Англии и Франции; на процессе по делу «правотроцкистского блока» в 1938 году приговорен к 20 годам тюрьмы; расстрелян в 1941 году. — Б. С.)?

— Христиана мне жаль. Он старик, ему трудно делать первый шаг. Мы будем…

— Таранами?

— Вот именно, а они все пойдут за нами, — и Христиан, и Белобородов (Белобородов Александр Григорьевич — сторонник Троцкого, в 1918 году как председатель Уральского облисполкома был причастен к гибели царской семьи, в дальнейшем — нарком внутренних дел РСФСР; расстрелян в 1938 году. — Б. С.), и Иван Никитич Смирнов (Смирнов Иван Никитович — сторонник Троцкого и Зиновьева, бывший секретарь Петроградского комитета партии; расстрелян в 1936 году после процесса по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского блока». — Б. С.). Ему я писал много, и на девять десятых он — наш. Если в ближайшие дни он не даст окончательного ответа, я сяду в аэроплан, полечу к нему и заставлю его идти с нами. И молодежь мы скоро вернем! Прежде всего Мирру (Мирру Саховскую), муж ее еще артачится, но я уже выписал их без их ведома в Томск, в мою квартиру, а там Роза (жена Радека) быстро их отделает, прикрикнет на них — и дело с концом.

— Кого успели повидать из большинства?

— Прежде всего, конечно, Ярославского (Ярославский, Губельман Емельян Михайлович — сторонник Сталина, видный теоретик и практик воинствующего атеизма, один из авторов «Краткого курса истории ВКП(б)». — Б. С.), Евреи идут в «микву» (иудейский бассейн для ритуального омовения. — Б. С.), а мы в ЦКК. Он дал прочесть мне последнюю статью Льва в «Volkswille», направленную против меня, в которой он сам же оказывает мне услугу. Он пишет, что я был против уличного выступления 7 ноября, против собрания в МВТУ (имеется в виду альтернативная официальной демонстрация сторонников Троцкого в Москве и Ленинграде 7 ноября 1927 года. — Б. С.). Конечно, был. И, как видите, был совершенно прав. Вы читали его ужасную брошюру о том, кто руководит Коминтерном?

— Нет, не читал, но слышал.

— Ужасная, постыдная брошюра. Лев перешел от политики наличности, делает глупости, и никто его не может теперь удержать. Когда получилась статья Ярославского, я подумал, что тут что-то не так, что, вероятно.

Лев поместил свою статью в «Volkswille», а оттуда буржуазная пресса перепечатала. Белобородов, когда узнал, схватился за голову и крикнул: «Или я сошел с ума, или Троцкий — сумасшедший!»…

— Что вы будете делать?

— Хочу окончить первый том книги о Ленине, а если позволят — работать где-нибудь — что ж, поработаем. Мы — люди компанейские: когда ругаемся — так вовсю, а когда сговорились — то работаем без всяких разговоров…

— Демьян будет очень рад Вашему приезду.

— Возвращение в партию не означает вовсе, что я возобновлю отношения с этой сволочью. За целый год не написать ни одного стихотворения против кулака! Ясно, что он человек правой группировки.

— У Каменева были?