Наркотики. Единственный выход

Р о м е к: А разве я не мог измениться именно в эту минуту? (В сущности, все именно так и было. Ведь один только Бой, да, может, еще Слонимский никогда не верили в то, что чьи-то взгляды могут измениться по какой-либо иной причине, кроме желания отомстить или ради утилитарных целей — естественное исключение составляли их собственные взгляды, если эти идейные нагромождения вообще можно назвать взглядами.)

М а р ц е л и й: Вижу, что все-таки у тебя в башке что-то шевелится, да только все это — каша. Изидор пропустил мне через голову такой ток, что мой интеллектуальный раствор ионизировался. Мне бы хотелось быть кем-то в этом роде для тебя, но ты противишься интеллектуальному просветлению, как и большинство людей, не видя бесконечных благодеяний данной процедуры.

Р о м е к: А я с упорством пьяницы вернусь к музыкальной тематике, в частности к вопросу о превосходстве музыки над живописью и прочими искусствами, если, конечно, мы не примем во внимание вопрос так называемого совершенства таких искусств, как поэзия и театр, которые отображают весь мир, а не только его частичку.

М а р ц е л и й: Это и есть тот самый дешевый треп, которого я не переношу, непроходимые заросли банальностей, опошлившие эстетическую мысль вообще и лживыми установками извратившие впечатления миллионов людей, которым не было дано не только подумать об истине — ибо как о повсеместно распространенном явлении об этом даже мечтать нельзя, — но и по-настоящему пережить фактическое положение вещей, что, впрочем, возможно в силу непосредственной заразности определенных психических состояний. Было бы прекрасно, если б можно было установить те границы, за которыми отдельные виды искусства не отличались бы несущественными элементами, а отдельные произведения искусства были бы величинами как бы сверхзаконченными, по отношению к которым понятия количества и разной величины в обычном значении не имели бы смысла. Пойми, музыки, собственно говоря, не существует. Как она возникает? Можно ли иметь общую концепцию во времени? Это всего лишь своего рода импровизация, ибо, сложенная из нескольких тактов, тема не может сразу появиться как целое, она должна быть последовательным добавлением одних тонов к другим, как следствие рождающих ее жизненных ощущений, придающих ей рисунок, то есть формально-длительное качество, или другими словами, разложение длительностей отдельных тонов, определенный общий ритм, качественные ценности и динамическое напряжение.

Р о м е к: Теперь ты сбросил все несамостоятельные моменты темы в одну кучу и обосновал тему исключительно жизненными ощущениями.

М а р ц е л и й: Как же ты мудрено выражаешься, Ромек, водяра дико добавляет тебе интеллектуальной живости. А если бы ты еще немножечко вот этого клюнул... (тут Марцелий постучал по необычайно — и для него, и для времени, в котором они жили, — изящной черепаховой шкатулочке с гербом Кизер-Буцевичей на серебряной пластинке; а в шкатулочке той он хранил походный запас Белой Колдуньи).

Р о м е к: О, опять это типичное для наркоманов потчевание. Пойми же — это неэтично.

М а р ц е л и й: А этично, когда на каждом углу кабак или водочный склад и что на этом по большей части базируется мощь Пэ-Зэ-Пэпа? Где еще люди мирятся с такими порядками?..

Р о м е к: Ты сам говорил, что общество кокаинистов было бы чем-то ужасным — мы должны принять классификацию наркотиков этого говнюка Виткация с делением на наркотики соци- и асоциальные.

М а р ц е л и й: Это что еще за сокращения — еще немного, и ты заговоришь: хо... ска... чт.. уж... но мн... расхо... Да, я говорил, но в то же время утверждаю, что опасность Белой Колдуньи несколько преувеличена. Можно много раз пробовать, не становясь при этом хроническим наркоманом. Я преднамеренно, чуть ли не силой воли, вошел в это дело целиком, желая погибнуть без возврата, создавая, о, такие вот вещи (тут он показал на картину, становившуюся все монструазней, — мы совсем забыли напомнить, что наш художник не переставал рисовать и во время разговора). Другое дело, что у каждого есть свой наркотик, к которому он особо предрасположен, и если вдруг наркотик находит «своего», дело может плохо кончиться.

Р о м е к: А откуда тебе знать, такой я или не такой? Ты свинья, дорогой мой... и не будем больше об этом — меня это раздражает до умопомрачения. Не выношу ни малейшей фальши и скажу тебе открыто: все это заставляет сомневаться в твоей дружбе ко мне, и потому ты всегда недоволен мной.

С м е р д и - У ш к о: Наконец-то добрались друг дружке до самых потрохов.

М а р к и з: «Тихо там!» — как в шутку, конечно, говорит моя Виталия — я желаю спокойно созерцать эти вонючие польские потроха. Попрошу вас, князь, не прерывать. (Довольный, что так его назвал настоящий лорд, Смерди-Ушко тут же замолк, как пораженный электротоком напряжением в 40000 вольт.)