Нарния. Космическая трилогия

В общем, надо встать, думал он. Надо что-то делать с Джейн. Видимо, придется взять ее сюда. Он не помнил, когда и как сознание решило это за него. Надо ее привезти, чтобы спасти свою жизнь. Перед этим казались ничтожными и тяга к избранному кругу, и потребность в работе. Речь шла о жизни и смерти. Если они рассердятся, они его убьют и, может быть, оживят… О господи, хоть бы они умертвили эту страшную голову! Все страхи в Бэлбери — он знал теперь, что каждый здесь трясся от страха, — только проекция этого, самого жуткого ужаса. Джейн привезти надо, делать нечего.

Мы должны помнить, что в его сознании не закрепилась прочно ни одна благородная мысль. Образование он получил не классическое и не техническое, а просто современное. Его миновали и строгость абстракций, и высота гуманистических традиций; а выправить это сам он не мог, ибо не знал ни крестьянской смекалки, ни аристократической чести. Разбирался он только в том, что не требовало знания, и первая же угроза его телесной жизни победила его. И потом, голова так болела, ему было так плохо. Хорошо, что в шкафу есть бутылка. Он выпил и тогда смог побриться и одеться.

К завтраку он опоздал, но это было не важно, есть он не мог. Выпив несколько чашек черного кофе, он пошел писать письмо Джейн и долго сидел, рисуя что-то на промокашке. На что им Джейн, в конце концов? Почему именно Джейн? Неужели они поведут ее к голове? Впервые за всю жизнь в душе его забрезжило бескорыстное чувство: он пожалел, что встретил ее, женился на ней, втянул ее в эту мерзость.

— Привет, — раздался голос над ним. — Письма пишем?

— Черт! — сказал Марк. — Я прямо ручку выронил.

— Подбери, — сказала мисс Хардкасл, присаживаясь на стол.

Марк подобрал ручку, не поднимая глаз. С тех пор как его били в школе, он не знал сочетания такой ненависти с таким страхом.

— У меня плохие новости, — сказала Фея.

Сердце у него подпрыгнуло.

— Держись, Стэддок, ты же мужчина.

— В чем дело?

Она ответила не сразу, и он знал, что она смотрит на него, проверяя, натянуты ли струны.

— Узнавала я про твою, — сказала она наконец. — Все так и есть.

— Что такое? — резко спросил Марк и посмотрел на нее. Сигару она еще не зажгла, но спички уже вынула.

— Что с моей женой? — крикнул Марк.

— Тиш-ше! — сказала мисс Хардкасл. — Не ори, услышат.

— Вы мне скажете, что с ней?

Она опять помолчала.

— Что ты знаешь о ее семье?

— Много знаю. При чем это здесь?

— Да так… интересно… и по материнской линии, и по отцовской?

— Какого черта вы тянете?

— Ай, как грубо! Я для тебя стараюсь. Понимаешь… странная она какая-то.

Марк хорошо помнил, какой странной она была в последний раз. Новый ужас накатил на него — может, эта гадина говорит правду?

— Что она сделала? — спросил он.

— Если она не в себе, — продолжала Фея, — послушай меня, Стэддок, вези ее к нам. Тут за ней присмотрят.

— Вы мне не сказали, что она такое сделала.

— Я бы твою жену не отдала в вашу тамошнюю психушку. А теперь тем более. Будут оттуда брать на опыты. Ты вот тут подпишись, а я вечерком съезжу.

Марк бросил ручку на стол.

— Ничего я не подпишу. Вы мне скажите, что с ней.

— Я говорю, а ты мешаешь. Она что-то порет, кто-то к ней вломился или на станции напал, не разберешь, и жег ее сигарами. Тут, понимаешь, увидела она мою сигару — и пожалуйста! Значит, это я ее жгла. Как тут поможешь? Я и уехала.

— Мне надо немедленно попасть домой, — сказал Марк.

— Ну прямо! — сказала Фея и тоже встала. — Нельзя.

— То есть как нельзя? Надо, если это правда.

— Ты не дури, — сказала Фея. — Я знаю, что говорю. Положение у тебя — хуже некуда. Уедешь без спросу — все. Давай-ка я съезжу. Вот подпиши тут, будь умница.

— Вы же сами только что сказали, она вас не выносит.

— Ладно, перебьюсь. Конечно, без этого бы проще… Эй, Стэддок, а она не ревнует?

— К кому, к вам? — спросил он, не скрывая омерзения.

— Куда тебя несет? — резко спросила Фея.

— К Уизеру, потом домой.

— Ты со мной лучше не ссорься…

— А идите вы к черту! — сказал Марк.

— Стой! — крикнула Фея. — Не дури, так-перетак!

Но Марк был уже в холле. Все стало ясным для него. Сперва — к Уизеру, не просить, чтобы тот отпустил, а просто сообщить, что он уходит, жене плохо, и не ждать ответа. Дальнейшее было туманней, но это его не тревожило. Он надел пальто, шляпу, вбежал наверх и постучался к и. о. Ответа не было. Тогда Марк заметил, что дверь прикрыта неплотно. Он толкнул ее и увидел, что и. о. сидит к нему спиной. «Простите, — сказал Марк, — можно с вами поговорить?» Ответа не было снова. «Простите», — сказал он громче, но Уизер не шелохнулся. Марк решительно обошел его и тут же испугался — ему показалось, что перед ним труп. Нет, Уизер дышал, даже не спал, глаза у него были открыты. Он скользнул по Марку взглядом. «Простите», — опять начал Марк, но он не слушал. Он витал где-то далеко, и Марку явилась дикая мысль: а вдруг душа его газовым облачком летает в пустых и темных тупиках Вселенной? Из водянистых глаз глядела бесформенная бесконечность. В комнате было холодно и тихо, часы не шли, камин погас. Марк не мог говорить, не мог и выйти, ибо Уизер его видел.