Нарния. Космическая трилогия

— О, это просто переводчик доктора Амброзиуса!

— Переводчик? По-английски говорит?

— К сожалению, нет.

— А другого вы найти не могли? Не люблю священников! Нам они ни к чему. А вы кто такой?

Вопрос был обращен к Стрэйку, который шел прямо на директора.

— Мистер Джалс, — начат он. — Я несу вам весть, которую…

— Отставить, — сказал Фрост.

— Ну что это вы, мистер Стрэйк, что это вы!.. — сказал Уизер; и они поскорее вывели его, подталкивая с обеих сторон.

— Вот что, Уизер, — изрек Джалс, — прямо скажу, я недоволен. Еще один священник! Нам придется с вами серьезно потолковать. Мне кажется, вы распоряжаетесь за моей спиной. Тут, простите, какая-то семинария! Этого я не потерплю. Не потерпит и народ.

— Конечно, конечно, — сказал Уизер. — Я понимаю ваши чувства. Более того, я разделяю их. Поверьте, я вам все объясню. Мне кажется, доктор Амброзиус уже оправился… о, прошу прощения, да вот и он!

Под взглядом Мерлина бродяга поднялся и подошел к директору, протягивая руку. Джалс кисло пожал ее. Доктор Амброзиус ему не нравился. Еще меньше нравился ему переводчик, возвышающийся, словно башня, над ними обоими.

Глава 16

БАНКЕТ В БЭЛБЕРИ

1

Марк с неописуемым наслаждением предвкушал банкет, где угостят на славу. За столом справа от него сел Филострато, слева — какой-то незаметный новичок. Даже Филострато казался милым и похожим на человека по сравнению с посвященными, новичок же растрогал Марка донельзя. Бродяга, к его удивлению, сидел во главе стола, между Джалсом и Уизером; смотреть туда не стоило, ибо он сразу же подмигнул Марку. Удивительный священнослужитель тихо стоял за стулом бродяги. Ничего существенного не случилось, пока не провозгласили тост за монарха и Джалс не начал свою речь.

Поначалу было так, как всегда бывает. Пожилые жуиры, умиротворенные вкусной едой, благодушно улыбались, ибо их не проймешь никакой речью. Там и сям маячили задумчивые лица тех, кого долгий опыт научил думать о своем, что бы ни говорили, и вставлять, где надо, гул одобрения или смех. Беспокойно морщились молодые мужчины, которым хотелось закурить. Напряженно и восторженно улыбались тренированные дамы. Но мало-помалу что-то стало меняться. Одно лицо за другим обращалось к оратору. Поглядев на эти лица, вы обнаружили бы любопытство, сосредоточенное внимание и, наконец, недоумение. Постепенно воцарилась тишина, никто не кашлял, не скрипел стулом: все смотрели на Джалса, приоткрыв рот не то от ужаса, не то от восторга.

Каждый заметил перемену по-своему. Для Фроста она началась, когда он услышал: «Большую помощь оказал крупнейший крест», и почти вслух поправил: «Крупнейший трест». Неужели этот кретин не может следить за своими словами? Оговорка сильно рассердила его, но что это?.. Может, ослышался? Джалс говорит, что человечество охладевает пилами природы!

«Уже готов», — подумал Фрост и услышал совершенно отчетливо: «Надо всесторонне отчитывать факторы племени и теста».

Уизер заметил это позже. Он не ждал смысла от застольной речи и довольно долго фразы привычно скользили мимо него. Речь ему даже понравилась, она была в его стиле. Однако и он подумал: «Нет, все же! Это уж слишком… Зачем он говорит, что в ответ на поиски пошлого мы умеренно строим будущее? Даже они поймут, что это бред». Уизер с осторожностью оглядел столы. Все шло хорошо. Но долго это не продержится, если Джалс не закруглится. Слова какие-то непонятные… Ну что такое «аголибировать»? Он снова оглядел столы: гости слушали слишком внимательно, а это не к добру. Тогда он услышал: «Экспогаты экземплантируют в порусании мариаций».

Марк сначала вообще не слушал. Ему было о чем поразмыслить. Он слишком устал, чтобы думать об этом болване, и слишком радовался. Фраза-другая задели его слух, он чуть не улыбнулся, но пробудило его лишь поведение сидящих рядом с ним. Они притихли; они слушали; и он взглянул на их лица. Лица были такие, что и он стал слушать. «Мы не намерены, — говорил Джалс, — эребировать простундиарные атации». Как ни мало думал он о Джалсе, ему стало страшно за него. Марк огляделся. Нет, с ума он не сошел, все явно слышали то же самое. Кроме бродяги: тот был важен, как судья. И впрямь, бродяга речей не слыхивал и разочаровался бы, если бы «эти самые» говорили понятно. Не пил он и настоящего портвейна; правда, тот ему не очень понравился, но он себя преодолел.

Уизер не забывал ни на минуту, что в зале — репортеры. Само по себе это было не очень важно. Появись что-нибудь в газетах, легче легкого сказать, что репортеры напились. С другой стороны, можно этого и не делать: Джалс давно ему надоел, и вот случай с ним покончить. Но сейчас дело было не в том. Уизер думал, ждать ли ему, пока Джалс замолчит, или встать и вмешаться. Сцены он не хотел. Было бы лучше, если Джалс опустится на место сам. Однако дух уже стоял нехороший и откладывать было опасно. Украдкой поглядев на часы, Уизер решил подождать две минуты и сразу понял, что ошибся. Пронзительно тонкий смех взмыл к потолку. Так. С какой-то дурой истерика. Уизер тронул Джалса за рукав и поднялся.