Народ

Вот тут-то и начинаются жестокие мучения мужа. Нигде ревность не распускается таким пышным цветом, как в лавке. Покупатели зачастили, сыплют комплиментами… Несчастный муж не знает, кого из них подозревать. Подчас он сходит с ума, или кончает самоубийством, или убивает жену, или, наконец, просто заболевает и умирает. Но хуже всех, быть может, тому, кто смирился со своей участью.

Так кончил свои дни один человек, зачахший не от мук ревности, а от горя и унижения. Он не перенес оскорблений и надругательств, которым постоянно подвергался из-за своей жены. Я говорю о злополучном Луве.[137] Избежав всех опасностей в годы террора, вернувшись в Конвент, он, не имея средств к жизни, открыл в Пале-Рояле[138] книжную лавку на имя жены (книготорговля была тогда единственным прибыльным видом коммерции). На беду этого пылкого жирондиста, одинаково резко выступавшего и против роялистов, и против монтаньяров, у него было множество врагов. Представители «золотой молодежи», так нетерпеливо ждавшей 13 вандемьера,[139] вызывающе прогуливались перед лавкой Луве, зубоскалили, отпускали шуточки, всячески издевались над его женой, мстя мужу. На его сердитые взгляды они отвечали взрывами хохота. К сожалению, Луве сам дал им повод для насмешек, неосторожно описав с целым рядом нескромных подробностей свое бегство с Лодойскоп.[140] Ее храбрость, ее преданность должны были бы защитить ее, сделать ее особу священной для всех благородных людей: ведь она спасла своего возлюбленного! Но наши щеголи оказались неспособны оценить ее подвиг и продолжали жестокую травлю. Луве умер с горя. Жена хотела последовать его примеру, но к ней подвели детей, и ради них она осталась жить.

Глава VI Тяготы чиновника

Когда дети подросли и в кругу семьи им задают вопрос: «Кем ты хочешь стать?» – самый резвый и непослушный обязательно ответит: «Я хочу быть независимым». Он станет коммерсантом и обретет ту «независимость», которую мы только что описали. Другой же брат, послушный и слывущий паинькой, будет чиновником.

По крайней мере он попытается им стать. Для этого семье придется пойти на немалые жертвы, зачастую превышающие ее материальные возможности. Из кожи вон лезут, и ради чего? После десяти лет в училище и еще нескольких в лицее он будет зачислен сверх штата и наконец займет какую-нибудь незначительную должность. Он завидует брату: тот за это время немало преуспел и не упускает случая пройтись насчет «бездельников, которые дрыхнут, присосавшись к бюджету». Предприниматель убежден, что никто, кроме него, не создает ценностей: ни судья, ни офицер, ни профессор, ни чиновник; все они – ничего не производящие потребители.[141]

Родителям известно, что государственная служба не приносит больших доходов. Но им хотелось, чтобы их пай-мальчик жил спокойно, мирно, как у Христа за пазухой. Таков, по их мнению, идеал жизни после стольких революций, таким представляется им удел чиновника. Ничто не постоянно, все подвержено переменам, и лишь чиновник не знает превратностей судьбы: он словно уже находится в ином, лучшем мире.

Не знаю, жилось ли чиновникам когда-нибудь как в раю (если прозябание на одном месте и спячку считать райским блаженством); но в наши дни нет людей, живущих менее оседло, чем чиновник. Пока его не уволят (а страх перед увольнением мучает его всегда), вся его жизнь – сплошная цепь переводов с должности на должность, внезапных переездов из города в город, с одного конца Франции на другой, в зависимости от результатов выборов. То он, неизвестно почему, попадает в немилость у начальства, то в погоне за незначительным повышением в чине (двести франков в год лишних) переезжает из Перпиньяна в Лилль.[142] Дороги кишат чиновниками, везущими с собой мебель; некоторые, впрочем, обходятся без нее. Они поселяются в гостиницах и, не вынимая вещей из чемоданов, живут по нескольку месяцев, а то и целый год в чужом городе, одиноко и скучно; когда же им удается, наконец, завести кое-какие знакомства, их опять переводят к черту на кулички.

Пусть чиновник не вздумает жениться! Это еще ухудшит его положение. Независимо от того, что переезды семьи связаны с расходами, его скромного жалованья вообще не хватает на ее содержание. Те из государственных служащих, которые вынуждены заботиться о незапятнанности своей репутации – судьи, офицеры, профессора, – будут всю жизнь, если у них нет собственных средств, бороться с нуждой, делая отчаянные усилия скрыть бедность и соблюсти декорум.