Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Его преемник Валид был одним из самых красивых и сильных мужчин. Цинизм Валида хорошо виден в стихах, которые он сымпровизировал на смерть Хишама. Когда посланец возвестил об этом и приветствовал Валида титулом халифа, тот сочинил:

Я слышу из Русафы плач
Некоторых женщин, которых знаю!
И для того, чтоб соболезнования нанести визит,
В волочащейся мантии иду.
Дочери последнего Хишама сожалеют и чахнут от тоски,
Пребывая в убивающем их горе
О его смерти.
Действительно горестны их судьбы; вполне возможно,
Что раздавлены они и плачут оттого;
Так назовут меня бессильным, не мужчиной, если
Не изнасилую одну я за другой!

Валид страстно любил лошадей; и его лошадь Синди была лучшей в свое время. Однажды во время скачек, устроенных по его приказу, в которых участвовало более тысячи лошадей четырех-и пятилетнего возраста, лидировала лошадь по имени Слепящий; но недалеко от финиша наездник упал. Валид пришпорил своего коня в галоп, догнал Слепящего, перескочил в пустое седло и пришел первым. Он был первым, кто так поступил; и его пример сделал подобные действия правомерными.

Одно из первых его деяний в качестве халифа состояло в том, что он послал в Мекку за певцом Маабадом. Его привели в огромный зал с двойным мраморным бассейном посередине, один был с водой, а другой – с вином. За ними висела легкая прозрачная завеса прямо через зал, и позади сидел халиф. Маабаду было приказано сидеть рядом с бассейном и петь. Он начал с песни о любви.

Эта песня так взволновала Валида, что он, отбросив завесу в сторону и сорвав свои благоухающие одежды, нырял в бассейн с водой и пил из него. Рабы принесли ему новое белье; и Валид, одевшись, снова сел и приказывал Маабаду продолжать петь. Взяв лютню, музыкант продолжал:

Скажите моей боли, о пустые стены!
Как сомневается ваш странник бледный;
И призову я облака весны,
Чтоб они лили свои хладные потоки
До той поры, когда увижу я, что твоей печали камни
Укрылись глубоко в цветах.

– Принесите кошелек с пятнадцатью тысячами динаров! – приказал халиф, когда песня закончилась. Как только ему вручили кошелек, он всыпал монеты за пазуху Маабада. – Не говори нигде о том, что здесь видел! – предупредил халиф.

«Однажды, – говорил придворный, – я услышал, что Ибн Аиша поет Валиду такую песню:

Я видел Дев Небес на Жертвоприношении:
Заглянуть в глаза те целомудрие не могло,
Ясные, как звезды, сияющие в оправе ночи,
В ожидании света лунного, когда взойдет луна.
Паломничество мое, награда за стремление к победе,
Завершилось строительством шатающегося дома с грузом Греха.

– O Аллах! Какой ты красивый! – воскликнул Валид. – Клянусь верой Абд Шамса (его неверующего предка), спой это еще раз!

– Клянусь Богом и верой Омейи (другого неверующего) еще раз! – кричал он, когда песня заканчивалась.

Много раз он просил во имя предков, одного за другим, петь одно и то же, пока, уже будучи вне себя, не вскричал:

– Клянусь моей собственной душой, еще раз!

В конце концов Валид сбегал с престола и преклонял колени перед Ибн Аишей, покрывая все части его тела поцелуями. Когда он переходил к половым органам, певец скрещивал ноги, не желая, чтобы его целовали в то место; но халиф кричал:

– Там тоже, клянусь Богом! Я должен! – И, опуская свое лицо, он восклицал: – O вознесение! Вознесение!

Затем, срывая одежды, он надевал их на музыканта и стоял обнаженный, пока ему не приносили новые вещи. Наконец он приказал выдать тысячу динаров и в придачу подарил певцу своего собственного мула.

– Садись верхом в мое седло и убирайся! – сказал он. – Ибо ты заставил меня гореть огнем более горячим, чем угли тамариска!»

Сам Валид был одним из самых утонченных поэтов; и этот стих принадлежит его перу:

Налей и дай услышать мне насмешку плоти;
Украли лютни души наши, которые считали мы своими,
Так налей! Грехи мои подобно вину вспенились в чаше.
Ничто уж не искупит их теперь.