Народ Великого духа

– Только в том случае, – сказал я, – если из-за него мы неправильно распределим свои силы. У нас на носу и сельхозработы, и очередная большая стройка, и производство собственного чугуна и стекла, и необходимость совершать вояжи то за содой, то за солью, то за оловянной рудой, то за белой глиной. И все это остро необходимо, потому что иначе нам не выжить. Народ и так уже натянут на различные работы, как сова на глобус. И в то же время есть у меня, товарищи, подозрение, что очередные гости из будущего могут доставить нам немалую головную боль, а посему недооценивать этот дар Великого Духа не стоит. Ферштейн?

– Ферштейн! – ответили Ляля и Сергей-младший, а Виктор Легран лишь пожал плечами. Мол, и без того ясно, что ворвись сюда вооруженные до зубов монтаньяры – и несдобровать никому из присутствующих.

– Ну, если вам понятно, – сказал я, – то тогда мы все вместе должны посмотреть на место этого крушения, а Катя тем временем пусть распорядится об ужине. Веди, Серега.

Дорога заняла где-то час времени или даже чуть меньше, потому что тропа под ногами была натоптана, и идти по ней было легко. И вот оно – место эпического хаоса, где переломанные стволы сосен перемешались с рваным ржавым железом. Меня охватила оторопь и благоговение. Да уж, тут возиться и возиться, пока удастся добраться до основной части груза, если, конечно, он уцелел при крушении… Полусгнивший «матрас», полощущийся на почти горизонтальном флагштоке, оставил меня равнодушным. Вот этих ребят я хотел бы видеть на наших землях с наименьшей охотой. Может, это и хорошо, что ни один из них не пережил этой катастрофы…

Но вслух я сказал другое:

– Не исключено, что если мы забросим все свои дела и кое-как разгребем это нагромождение, то обнаружим, что ящики разбились, оружие переломано и покрыто ржавчиной, патроны рассыпаны, перемешаны с грязью и испорчены, а все наши труды были зря…

– Весь груз, – сказал Сергей-младший, – погибнуть никак не мог. Ящики, оказавшиеся сверху, наверняка уцелели. И, кроме того, у патронов двойная упаковка – в ящики и цинки. И если ящик разбить сложно, но возможно, то цинк можно только помять. Разорвать толстый, луженый свинцом металл очень проблематично…

– Предположим, – сказал я, – и что из этого следует?

– А то, Сергей Петрович, – ответил один из лучших моих учеников, который труду мастера предпочел войну и охоту, – что патронов много не бывает, а лишних патронов не бывает вообще, особенно в наших условиях. Оружия много не надо. Сотня или две сотни стволов хватит нам по самые уши…

– Необходимо вооружить полуафриканок и волчиц, – деловито произнесла Ляля, – и обучать их стрельбе самым настоящим образом. Я имею в виду стрельбе из винтовки. Из дробовика целиться не надо, достаточно наводить ствол примерно в «ту сторону».

– А почему не Ланей? – спросил я.

– А потому, – ответила Ляля, – что женщины-Лани безразличны к оружию. Этим делом у них занимались мужчины, а их с нами нет. Их бабы действительно Лани – робкие и неуверенные. Вы можете раздать им что угодно, но это не принесет им ни малейшей пользы. То же касается кельтов. У них только три бойца: леди Гвендаллион, отец Бонифаций и старик Виллем… а остальные просто овцы, как любит говорить Серега.

– Ну… – сказал я, – среди Ланей тоже попадаются исключения, но в общем я согласен. Боеспособное ядро нашего народа – сто человек, в ближайшей перспективе двести. И усе. Именно на это количество оружия нам и следует рассчитывать. А ну, Серега, веди нас туда, где ты сложил уже добытые стволы…

И тот привел. Я осмотрел штабеля ящиков – как раз сотни три стволов там и было. Найдя ящики с дробовиками, извлек из одного из них помповое ружье и торжественно вручил его Виктору Леграну, вместе с подсумком и штыком. А то холодное оружие он принес с собой, а вот огнестрел ему вручаем уже мы.

– Держи, – сказал я, – теперь ты один из нас. Я хотел бы, чтобы это ружье стреляло только на охоте, но, скорее всего, это пожелание недостижимо, поэтому клянись в том, что когда мы встретимся с врагом, кем бы этот враг ни был, ты не колеблясь пойдешь в бой вместе с нами.

– Клянусь! – сказал Виктор, прижимая к груди помповуху и тут же спросил: – Петрович, а почему вы так сказали, что враг может быть любой?

– А потому, – ответил я, – что любой организованный отряд, откуда бы он сюда ни провалился, оторвавшись от породившего его государства, непременно превратится в банду, предводители которой пожелают убить нас, чтобы править тут самим. Если дисциплина в отряде держалась только на страхе наказания, то, едва этот страх исчезает, начинается такой праздник непослушания, что ваши монтаньяры покажутся милым детишками, которые лишь решили немного пошалить. Впрочем, если дисциплина в том отряде сохранится (за счет жестких мер или харизматичного командира), этом командир почувствует себя конквистадором и попытается завоевать единственную собственность, стоящую усилий, устранив возможных конкурентов. В любом случае, мы рассчитываем, что ты как человек чести будешь на нашей стороне, а не на чьей-нибудь еще.