Народная игрушка

Все герои филимоновской пластики имеют удивительные неестественные пропорции. Они с длинной шеей, стройные, с маленькими головками. Свойства местной глины, оседающей при сушке, вынуждало мастериц вытягивать их из одного куска, многократно править, заглаживать, облегчать в верхней части. Росписью анилиновыми красками они усиливали впечатление сказочности. Натуральный цвет обожженной глины у филимоновских игрушек нежный, напоминающий молоко, которое долго томилось в русской печи. На светлом фоне горят как радуга желтые, сине-зеленые, ярко-малиновые полоски. Их горизонтальный и вертикальный бег совсем не скучен. Опоясывая длинные шеи коровушек и петухов, полоски как лестница «возносят» нас ввысь к выделенным белым или ярким цветом головкам. Ряды чередующихся контрастных полосок обнимают утолщенное тело коня, придавая ему округлость, намечают пряди его гривы и челки. Они стелются вдоль ног солдата, изображая рисунок ткани на его штанах, и расширяются на круглом основании фигурки, придавая ей дополнительную устойчивость. Роспись кисточкой из пера живая и быстрая, но нет случайности и непродуманности в стремительных мазках. Ритм полос сочетается со сплошными заливками. Замешанные на яйце краски блестят, придавая игрушкам еще большую нарядность и солнечность. На светлых плоскостях линии, будто сами собой, складываются в узоры, напоминающие лучистые круги и звезды, елочки, ветки, колоски, ряды треугольников. Над ними властвуют симметрия и ритм. Это придает декору завершенность. На белых лицах людей точками намечены глаза и рты. Безволосые головы пластически выделены только округлостью спереди и небольшим наклоном шеи. Маленькие шляпки поддерживают это движение, наклоняясь следом, будто съезжая на лоб. То есть статичность фигурки вновь не скучная, не абсолютная. Контрасты горизонталей и вертикалей, монолитных объемов крупных форм с маленькими предметами в руках героев, гротесковая преувеличенность размеров самых характерных деталей придают филимоновским игрушкам необычайную выразительность. Они запоминаются с первого взгляда, радуют как удачная шутка, впаиваются как меткое народное словцо в язык, поражают как редкое чудесное явление природы.

Много развитых центров гончарства было в Рязанской области. Скопин славился глазурованными фигурными квасниками. Делали там и свистульки – всадников-солдат с большущими эполетами. В деревне Вырково под Касимовым, кроме посуды, также издавна изготавливали игрушки. В тяжелой работе с глиной участвовали все члены семьи. Мужчины «возводили» на примитивном гончарном круге крынки, горшки, корчаги, наращивая стенки по-старинному – жгутом. Женщины и дети лепили вручную «дудки» в облике коня, собачки, птички с хохолком, свиньи. Острой палочкой прокалывались отверстия для свиста, каждый раз по-разному. Звук получался особенным, забавным. Поросята «умели» хрюкать, петухи кукарекали, издавая два звука, медведи низко ревели. А бабы «болтали» скороговоркой. Игрушки, как и посуду, поливали цветными глинами, свинцовым суриком. Они радовали глаз блеском, желтыми, коричневыми, зелеными переливами. В 30-е годы, когда вырковскими игрушками заинтересовались коллекционеры, к ним вернулись и мужчины. Увлеченно начали они лепить подсмотренные в жизни сюжеты: фигурки курильщиков – коренастых мужичков в картузах, схватку медведя с охотником, хлопочущих у печки хозяек, самих себя, сидящих за гончарным кругом, и много других сценок. Воодушевленные вниманием специалистов гончары лепили быстро, импровизируя. Людям и животным придавалась неповторимая жизненная повадка, характер, облик. Игрушки сохраняли следы пальцев, асимметрию. От этого они казались еще более живыми. В традиционном искусстве проявилось желание придумать образ и сцену не как у других, с выдумкой, наблюдательностью. Это увело вырковских мастеров в сторону самодеятельного творчества. Промысел исчез. Конечно, повлияла и историческая ситуация: запрет на торговлю своими изделиями, подневольный изнурительный труд в колхозах, страшная война, отнявшая жизни у большинства местных потомственных гончаров.

Последний игрушечник селения И. Л. Листов вернулся к забытому ремеслу в 70-е годы, когда зачастили в деревню музейщики. Будто за всех своих погибших ровесников старался он налепить игрушек, изумительных по изобретательности, динамичности, богатству тем и сюжетов. «Что вздумаю, то и вылепляю», – объяснял мастер. Кроме всадников, одно- и двухголовых коней, стоящих на задних лапах медведей, лепил он множество характерных животных и птиц: гусей с длинными изогнутыми шеями, подавшихся вперед лающих собак с обвисшими ушами, ягненка с разъезжающимися ножками, воющего волка с вытянутым хвостом. Его коротконогие мужички с трубками и посохами получили на головы солдатские пилотки. Большеглазые лица, с нависающими над складкой рта носами, кажутся добрыми и чуточку печальными. Оттого вдвойне грустно говорить об утраченном центре народного искусства, жившего не только традициями, но и творческим полетом.