Народная история России. Том II. Устои советскои диктатуры

В широких слоях уют стал рассматриваться как нечто декадентское, буржуазное. Уют стал чем-то, совершенно не соответствующим нормам эпохи. Чем-то, чего людям приходилось стыдиться. Более того, при обыске чистота косвенно указывала на сословное происхождение жильца. Это было чревато роковыми последствиями. Поэтому некоторые жильцы намеренно перестали убираться дома. Они пытались слиться с общей массой и маскировали своё социальное происхождение непролазной грязью.

Так выпускница Смольного института Н. С. Горская откровенно призналась, что они в семье старались не подметать, и на полу валялся сор. Родные Горской даже собирали шелуху от подсолнухов на улице, которою те были засыпаны, и приносили и посыпали у себя дома. Горская заключила: „Вообще старались, чтобы был у нас беспорядок.“[230]

Пример этот даёт тонкую характеристику эпохе „военного коммунизма“. В квартирах оптический эффект слияния с грязными мостовыми служил отличным камуфляжем семейной родословной. Очередной удар в РСФСР был нанесён по приватной сфере населения. В атмосфере коллективизма частная сфера стала идеологически сомнительной категорией. Индивидуализм стал рассматриваться режимом как ересь.

Отчасти это объяснение крылось в том, что революция совершалась публично, при всём честном народе. Поэтому, по мнению советских руководителей, по новой хронологии всё должно было происходить на виду. Жилищная политика советского строя стала наглядным отражением этого принципа. Наконец, в атмосфере недоверия и паранойи следить за населением через домкомы и домкомбеды в условиях скученности было проще.

В этом отношении полезен эпизод, описанный М. Д. Врангель. Современница вспоминала, как приватная сфера стала уменьшаться. Пожилая Врангель отметила, что председатель домового комитета, надо думать, блюдя порядок, то и дело захаживал к жильцам: „Явившись как-то ко мне, увидел портреты сына в военных доспехах, приказал немедленно все их убрать, предупреждая, что если зайдёт и увидит и в следующий раз 'генералов', без разговоров отправит меня с портретами в Чека. Я немедленно переслала их на хранение к знакомому присяжному поверенному.“[231]

В жилищной политике России необходимо различать коммунарный и государственнический подходы к жилью. Первый основан на добровольном сожительстве, обобществлении имущества и труда людей, близких по духу и убеждениям. Он, как правило, весьма успешен. Второй же подход, характерный для советского строя, был основан на принудительности. Он насаждался сверху, вопреки воле граждан и вёл к скученности, конфликтам и ненависти к соседям.[232]

Характерно, что при уплотнениях выбирать себе соседей не разрешалось. Официально выбирать себе сожителей по жилью Совнарком разрешил лишь после тысяч выселений, конфискаций и унижений: декретом от 25 мая 1920 года. Декрет этот назывался „О мерах правильного распределения жилищ среди трудящегося населения.“[233]

Выпущенный в целях „оздоровления“ жилищных условий, декрет диктовал: „При уплотнениях гражданам даётся двухнедельный срок для подыскания себе сожителей.“[234] Если человек не успевал подселить к себе жильца, Жилищно-Земельный отдел производил принудительное уплотнение за него.

В годы „военного коммунизма“ населению пришлось сильно потесниться в своих квартирах. Причём не только для красноармейцев, матросов и рабочих, но и для многочисленной советской бюрократии, чекистов и представителей коммунистических ведомств, организаций и институтов. Общественный деятель и публицист Г. Н. Трубецкой заметил, что обыкновенно, с парадного хода было какое-нибудь учреждение или жил большевистский чин, а с чёрного хода, рядом с кухней, ютился хозяин.[235]

Важными проводниками жилищной политики государства и того, как „следовало жить“ при новом режиме, стали домовые комитеты (домкомы). Первые домовые комитеты появились после Февральской революции. Задача домкомов заключалась в облегчении жизни жильцов квартир в условиях империалистической войны через совместную добычу продуктов потребления.[236] Домкомы были демократическими ячейками, низовыми системами самоорганизации.[237]

После отмены домовладения советская власть оказалась не в состоянии организовавать домовое хозяйство. Она имела для этого соответствующего аппарата. Управление домами пришлось передать домовым комитетам.[238] Однако ряд домкомов оказал организованное сопротивление большевистскому диктату и его политике экспроприации жилья. Домовые комитеты не хотели становиться орудием посягательства на чужую собственность.[239]

Решение советской власти о запрете взноса квартирной платы домовладельцам было многими принято в штыки. Члены домкомов считали, что вопрос об уничтожении частной собственности на недвижимость может быть разрешен только предстоящим Учредительным Собранием. Они называли распоряжение власти незаконным и не подлежащим исполнению домовыми комитетами.[240]