Народная история США: с 1492 года до наших дней

Но это не сработало. Чернокожих нельзя было легко сделать частью «демократической коалиции», когда бомбы продолжали взрываться в церквах и когда новые законы о «гражданских правах» не меняли коренных условий жизни черного населения. Весной 1963 г. уровень безработицы среди белых составлял 4,8 %. Среди цветных он достигал 12,1 %. Согласно оценкам правительства, ниже черты бедности находилась пятая часть белых граждан, тогда как среди черных за этой чертой жила половина населения. Законы о гражданских правах делали акцент на голосовании, но оно само по себе не являлось кардинальным решением проблемы расизма или нищеты. В Гарлеме чернокожие, голосовавшие на протяжении многих лет, продолжали жить в трущобах, кишащих крысами.

Именно в те годы, когда принятие Конгрессом законов в области гражданских прав достигло своего апогея, т. е. в 1964–1965 гг., выступления чернокожих происходили во всех уголках страны: во Флориде они были вызваны убийством негритянки и угрозой взрыва негритянской школы; в Кливленде — убийством белого священника, севшего на землю, чтобы преградить путь бульдозеру, протестуя против дискриминации черных на строительных работах; в Нью-Йорке — тем, что был застрелен пятнадцатилетний негритянский подросток, вступивший в драку с полицейским, находившимся не при исполнении служебных обязанностей. Волнения имели место также в Рочестере, Джерси-Сити, Чикаго, Филадельфии.

В августе 1965 г., как раз в тот момент, когда Линдон Джонсон подписывал жесткий Закон об избирательных правах, предусматривавший регистрацию федеральными органами чернокожих избирателей в целях обеспечения их защиты, в негритянском гетто в Уоттсе (Лос-Анджелес) произошло самое серьезное, сопряженное с насилием, выступление со времени Второй мировой войны. Оно было вызвано грубым арестом молодого шофера-негра, избиением прохожего полицейскими дубинками, задержанием молодой чернокожей женщины, ложно обвиненной в том, что она плюнула в сторону полицейских. На улицах вспыхнули беспорядки, люди грабили магазины и забрасывали их зажигательными бомбами. Была мобилизована полиция и Национальная гвардия; они применили оружие. Тридцать четыре человека, в большинстве чернокожие, были убиты, сотни ранены, 4 тыс. арестованы. Роберт Конот, журналист, работавший на Западном побережье, писал об этом бунте в своей книге «Реки крови, годы тьмы»: «В Лос-Анджелесе негр замечен в том, что больше не подставляет другую щеку. Разочарованный и подстрекаемый, он ответит на удар независимо от того, будет ли уместна насильственная реакция».

Летом 1966 г. имели место новые волнения в Чикаго. Чернокожие швыряли камни, грабили, кидали зажигательные бомбы. Ответом стала стрельба Национальной гвардии; трое чернокожих были убиты, среди них 13-летний мальчик и 14-летняя беременная негритянка. В Кливленде Национальную гвардию вызвали для предотвращения беспорядков в черной общине; четверо негров были застрелены (двое — военными, двое — белыми гражданскими лицами).

Теперь казалось очевидным, что ненасильственного движения, возможно тактически необходимого в условиях Юга и эффективного постольку, поскольку оно апеллировало к общественному мнению всей страны против южных сторонников сегрегации, было недостаточно, чтобы решать застарелые проблемы нищеты в черном гетто. В 1910 г. на Юге проживало 90 % всего негритянского населения страны. Однако к 1965 г. 81 % хлопка в дельте Миссисипи собрался хлопкоуборочными комбайнами. В период с 1940 по 1970 г. в город из сельской местности перебрались 4 млн чернокожих. К 1965 г. 80 % афроамериканцев обитали в городах, при этом половина этих людей проживала на Севере.

В СККНД и среди многих черных активистов отныне царили новые настроения. Общее разочарование выразил молодой чернокожий писатель Джулиус Лестер:

Теперь все закончилось. Америка не раз имела шанс показать, что на деле значит [утверждение], «что все люди… наделены определенными неотъемлемыми правами»… Теперь этому конец. [Конец] времени петь песни о свободе и отвечать на пули и полицейские дубинки любовью… Любовь хрупка и нежна и стремится к равнозначному ответу.

Они обычно пели «Я люблю всех», увертываясь от камней и бутылок.

Теперь они поют:

Слишком много любви,
Слишком много любви,
Ничто так не убивает ниггера, как
Слишком много любви.