Народная история США: с 1492 года до наших дней

Как хитро придумано — взимать со среднего класса налог на помощь бедным, добавляя таким образом обиду к унижению! Как ловко — отвозить на автобусе чернокожих подростков из семей малоимущих в бедные белые кварталы в ходе насильственного обмена обнищавшими школами, в то время как учебные заведения для богатых остаются нетронутыми и богатство нации, которое выделяется по капле там, где детям нужно бесплатное молоко, утекает на строительство авианосцев стоимостью в миллиарды долларов. Как изобретательно — удовлетворить требования равноправия со стороны чернокожих и женщин, дав им небольшие специальные привилегии и отправив конкурировать со всеми остальными за рабочие места, нехватка которых существует из-за нерациональной и расточительной системы. Как умно — обратить страх и гнев большинства на класс преступников, число которых из-за экономического неравенства растет быстрее, чем возможности от них избавиться, отвлекая внимание от крупнейших краж национальных ресурсов, осуществляющимися в пределах законности чинониками, сидящими в кабинетах исполнительной власти.

Но, обладая всеми механизмами контроля: властью и наказанием, искушениями и уступками, диверсиями и приманками, действовавшими на протяжении всей истории страны, истеблишмент не смог оградить себя от восстаний. Каждый раз, когда казалось, что его дело удалось, тот самый народ, который, как думали, был обманут или подавлен, поднимался в протесте. Чернокожие, умасленные решениями Верховного суда и статутами Конгресса, восставали. Женщины, с которыми заигрывали, которых игнорировали, романтизировали и оскорбляли, бунтовали. Индейцы, считавшиеся вымершими, появились вновь. Молодежь, несмотря на приманки карьеры и комфорта, дезертировала. Трудящиеся, хоть и успокоенные реформами, ограниченные в своих действиях законом, сдерживаемые в рамках их собственных профсоюзов, забастовали. Правительственные служащие-интеллектуалы, несмотря на клятву хранить тайну, стали выдавать секреты. Священники отвернулись от благочестия ради протестов.

Вспоминать это — значит напоминать народу о том, что, будь на то воля истеблишмента, он [народ] должен был бы забыть об огромной способности на первый взгляд беспомощных людей к сопротивлению и, казалось бы, довольных людей — к требованию перемен. Открыть такую историю — значит найти мощный гуманитарный импульс для утверждения человечности. Это означает также сохранение, даже во времена глубокого пессимизма, вероятности сюрприза.

Конечно, переоценивать классовое сознание, преувеличивать значение восстаний и их успехи было бы обманчиво. Это не могло бы объяснить тот факт, что весь мир — не только США, но и все остальные страны — все еще находится в руках элит; что народные движения, хотя и проявляют бесконечную способность к повторению, до сих пор терпели поражение, затухали или отклонялись от цели; что «социалистические» революционеры предали социализм, а националистические революции привели к возникновению новых диктатур.

Однако большинство интерпретаций истории недооценивают народные восстания, переоценивают искусство управлять государством и таким образом способствуют распространению среди граждан чувства бессилия. Если внимательно посмотреть на движения сопротивления либо даже на отдельные формы мятежей, мы обнаружим, что классовое сознание или любое иное осознание несправедливости имеет много уровней. Оно выражается по-разному, различным образом обнаруживает себя — открыто или едва заметно, прямо или косвенно. Живя в системе запугивания и контроля, люди не показывают как много они знают и насколько глубоко чувствуют до тех пор, пока их практический разум не скажет, что они могут открыться, не опасаясь уничтожения.

История, хранящая память о народном сопротивлении, предлагает новые определения власти. Традиционно считается, что любой, обладающий военной силой и богатством, руководящий официальной идеологией и контролирующий культуру, имеет власть. По этим представлениям народное сопротивление всегда кажется слишком слабым, чтобы выжить.

Однако неожиданные, даже временные победы инсургентов указывают на уязвимость якобы власть имущих. В высокоразвитом обществе истеблишмент не может существовать без повиновения и лояльности миллионов людей, получающих небольшие вознаграждения за поддержку системы в рабочем состоянии: солдат и полицейских, учителей и священников, администраторов и социальных работников, технического персонала и рабочих на производстве, врачей, юристов, медсестер, работников транспорта и связи, мусорщиков и пожарных. Эти люди, имеющие работу и некоторые привилегии, втянуты в альянс с элитой. Они становятся блюстителями системы, буфером между высшим и низшим классами. Если они перестанут повиноваться, система рухнет.