Народная монархия

Попробуем перевести эту объективно данную обстановку на язык современной политической демократии. И, проще и нагляднее всего, - на язык сегодняшней политической «машины» САСШ. Итак: князю в Киеве, Царю - в Москве или Императору в Петербурге докладывают: половцы в Лубнах, татары - на Уче, поляки - в Смоленске, шведы - под Полтавой, Наполеон - в Москве и т. д. Князь, Царь или Император созывает верхнюю и нижнюю палату парламента. В обеих палатах начинаются прения - о политике, о войне и кредитах, и о прочем в этом роде. Создаются согласительные комиссии. Самые предприимчивые люди страны снабжают половцев, поляков, шведов и прочих, русским оружием, зарабатывая на этом пятьсот процентов. Адмиралы восстают против генералов, генералы восстают против центральной власти, центральная власть зависит от голосующего «человека с улицы». Человек с улицы одурманен устными или письменными сенсациями, на человека с улицы давит «общественное мнение», формируемой - черт его знает кем. И теми же половцами (пятая колона), и налогоплательщиками, и спекулянтами. Квакеры говорят о половецких достижениях, генералы планируют истребление порабощенных половцами племен - и пока все это демократически происходит, - врываются половцы и сажают всех на кол. Прения прекращены.

Нечто очень близкое к этой утопической картине произошло ведь и с нашим недоношенным парламентом. Он начал свою жизнь яростной атакой на центральную власть. Кое-как он был разогнан. Он тормозил вооружение страны. И в самый переломный момент войны центральной властью стал сам. Разрешил въезд в Россию половецкой пятой 'колонне, предложил половцам и печенегам мир без аннексий и контрибуций, развалил армию и страну, и спасся под крылышко очередной демократии, откуда предпринял свой очередной поход на государственное бытие России.

Следовательно: парламентские способы обсуждения вопросов жизни и смерти страны и нации - для России были технически невозможны - как во время Владимира Святого, так и во время Николая Александровича. И с другой стороны, когда дело шло о вопросах канализации во всем ее разнообразии, то киевская, московская и отчасти даже и петербургская Россия действовали чисто парламентарными способами: можно поговорить, время есть… Ниже я привожу трогательное повествование проф. Кизеветтера о том, как именно московский «Союз Городов» обсуждал петровский проект нового городового положения: совершенно парламентарные методы.

Повествование проф. Кизеветтера я называю трогательным потому, что оно появилось только в эмиграции - только после того, как замешанная, заквашенная и испеченная нашей профессурой революция оказалась совершенно несъедобной. Пока дело шло о ее выпечке - профессора о прошлом нашей страны нам не сказали ничего толкового.

Таким образом, организационные принципы русской государственности, - от Олега до Николая Второго, - вопрос о жизни и смерти предоставляли компетенции самодержавия. И вопросы канализации - компетенции самоуправления.

Эта система продолжалась одиннадцать веков. В сущности, те же одиннадцать веков продержалась и система обороны: дальневосточная армия Блюхера только повторила основные принципы позднего казачества и ранних «валов» и «засек». Дальневосточная армия считалась лучшей из советских армий. Во Вторую мировую войну нечто вроде этого попытались организовать немцы с их «вербауэрами», - вооруженным крестьянством, - которое должно было «на востоке» сыграть роль германского казачества. Ничего не вышло.

Киевская Русь интересна не как театр военных и политических действий между Ростиславовичами и Мстиславовичами, - хотя были и эти действия. Она интересна, как эмбрион русской государственности. В этом эмбрионе оказались заложенными все те принципы, на которых эта государственность стояла и будет стоять: уживчивость, организованность, упорство, боеспособность и умение подчинять личные интересы интересам целого. Илья Эренбург в 1941 году почти буквально повторил летописные афоризмы Святополка о «чести русского имени». Вячеслав Молотов в 1939 году повторил политические требования Олега. Русская общественность при Владимире Мономахе так же протестовала против попыток пересадить к нам из Византии смертную казнь, как она протестовала при Ленине-Сталине. Православие было принято Русью прочно и окончательно: без религиозных войн, без инквизиции, почти без ересей и почти без всяких попыток заменить ее чем-либо иным.

РУССКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ