Народная монархия

Приблизительно такой же процесс, только раздвинутый на гораздо больший промежуток времени, пережила и Польша - ее судьбу мы знаем. Литовско-русское государство, с подавляющим преобладанием чисто русских элементов, вначале было почти совершенно свободно от феодальных отношений и, как самостоятельное государство, было предано его аристократией, которая предпочла польские вольности русской дисциплине. Своеобразная форма торгового феодализма, так сказать, венецианско-ганзейского стиля развилась и в Новгороде - и новгородские низы предали Новгород и перешли на сторону Москвы (битва при реке Шелони).

Из всех попыток удалась только московская. Говорить о торговых или о производственных преимуществах Москвы, по сравнению с Киевом, Галичем, Варшавой, Вильной, Новгородом - было бы просто глупо. Говорить о внешней безопасности Москвы, - может быть, еще глупее. Но, если мы вспомним о том, что Московскую Русь основали эмигранты из Руси Киевской, то есть те люди, которым «феодальные отношения» опротивели раньше и острее, чем другим, то мы вправе будем предположить наличие у Москвы какого-то «естественного отбора» антифеодального настроения людей. Это они, эти люди и их потомки поддержали Андрея Боголюбского, и трех Иванов - Калиту, Ивана Третьего и Ивана Грозного, и это они создали тот общественный фон, на котором аристократии так и не удалось добиться реализации своих баронских прав и привилегий. Ту же мысль мы можем выразить в несколько иной форме: первая попытка создания чисто русского государства - на берегах Днепра - не удалась, не из-за «степи», которая давила Москву еще тяжелее, чем Киев, а из-за потери того основного государственного стержня, на котором вначале держался Киев и благодаря которому впоследствии одержала верх Москва. Те русские люди, которые оставили Киевщину, почти немедленно начали новое собирание земли русской и в этом отношении народные низы неизменно шли рука об руку с великими князьями.

История называет Андрея Боголюбского первым «самовластцем» северной Руси. Андрей Боголюбский, по-видимому, имел некоторые личные качества самовластия, и, конечно, еще больше имел желания самовластия: такие желания были свойственны решительно всем князьям. Было бы странно предположить существование какого бы то ни было князя, жаждавшего ограничений своей власти с чьей бы то ни было стороны. Вопрос заключается не в желании - оно, повторяю, было у всех, а в возможностях. Государственные способности Андрея Боголюбского выразились прежде всего в том, что он поставил свою ставку туда, куда было нужно: на низовую массу. И именно потому оставил и Суздаль, и Ростов, и перенес свою резиденцию во Владимир, где не было никакой аристократии, где жили «смерды и холопы, каменосечцы и древоделы и орачи». Не забудем, что незадолго до этого - в 1073 году - все эти смерды, древоделы и орачи поднимали восстания против боярской аристократии, и что, следовательно, Андрей Боголюбский действовал совсем не случайно.

С марксистской точки зрения этого поступка объяснить нельзя: родоначальник, русского царизма, «самовластец» и самодержец по глубочайшим своим убеждениям, Андрей Боголюбский начинает свою политическую карьеру переносом своей резиденции в самое «революционно-демократическое гнездо» - во Владимир. «Первый из феодалов» по марксистской концепции, он отбрасывает всякую «классовую солидарность» и становится во главе «пролетариата», во главе народных низов, чтобы сломить классовое господство своего же класса. Вспомним, что Грозный примерно таким же образом перенес свою резиденцию в Александровскую слободу и что Николая I спас на Сенатской площади «мужик в гвардейском мундире» (выражение Покровского). Все это с революционно-марксистской точки зрения никак не может быть объяснено, но именно это создало Империю Российскую.

Опираясь на низы, - и не только владимирские, а и новгородские, рязанские и киевские, - Боголюбский получил возможность обращаться с собратьями своими «не как с братьями, а как с подручниками» и разговаривать с ними в таких выражениях: «а не ходишь в моей воле, так ступай, Роман, вон из Киева, Давид - из Вышгорода, Мстислав - из Белгорода» - и князья уходили вон.

Из своего захудалого Владимира Боголюбский правил и Новгородом и Киевом, то есть территорией, равной, приблизительно, десятку современных ему западноевропейских феодальных государств. Было бы очень наивно объяснять этот факт властолюбием Боголюбского или его династическими привилегиями: властолюбивыми тенденциями переполнены все княжеские деяния того времени, а уважение к праву первородства существовало лишь в той степени, в какой это право было надлежащим образом вооружено. Боголюбский имел возможность править всей тогдашней Русью и на пятьсот лет опередить французское «централизованное государство» потому и только потому, что во Владимире, и в Новгороде, и в Киеве он сумел, найти внутренние точки опоры: массу, противостоящую боярству.