Народная Русь

Как прошла «красная пивом да пирогами» Никольщина, повернули Спиридоны на лето, а зиму на мороз, минул Евстратиев день (13-е декабря), смотрит деревня, а до перелома-половины декабря всего одни сутки остались («Калинники» — 14-е декабря). 16-го декабря — Аггеев день. «Пророк Аггей иней сеет» — по народной примете. Примечают погодоведы завзятые, что — если на Аггея инея много, будут и Святки с мягкою погодушкою. Мороз на Аггея — стоять ему до самого Крещенья. В семнадцатый день заканчивающего год месяца — память пророка Даниила и святых отроков Анании, Азарии и Мисаила. Седая старина чествовала в московской и новгородской Руси эту память зрелищем «Пещного действа» (см. в конце главы).

Далеким отголоском этого последнего является торжественное разжигание за околицей костра в ночь с 17-го на 18-е декабря, сохранившееся в иных местностях северных губерний. Собирается вокруг такого костра деревенская молодежь и, когда разгорится особенно сильно, — в него бросают трех слепленных из снега кукол. Тающим снегом заливает костер, и все расходятся по домам. По примете — если скоро загаснет под снеговыми куклами пламя, то Святки будут богаты ясными-ведреными днями, ко всякой гулянке сподручными; если же долго будет тлеть-дымиться костер, то надо ждать буранов-метелиц да жестоких морозов нестерпимых, — таких, что даже и птица на лету станет мерзнуть.

19-го декабря, кроме других угодников Божиих, чествуется, по православному месяцеслову, память преподобного Ильи Муромского, мощи которого почивают под спудом в Киево-Печерской лавре. В народной — крестьянской Руси имя этого святого нераздельно сливается с именем сказочного богатыря Ильи Муромца, подвиги которого, воспетые в былинах, не могут изгладиться в памяти народа-пахаря, нивы-поля чьи охранял-берег «матерой казак» — среди братьев-богатырей старшой-наибольший — ото всякой наносной беды-невзгоды, от воррга лютого, вора-нахвальщика. Этот богатырь (Илья Муромец, сын Иванович), просидевший сиднем тридцать лет и три года «близ славнаго города Мурома, в том ли селе Карачарове», является олицетворением несокрушимой силы богатырской дружины, могучим охранителем стольна-города Киева от «поганой орды», налетавшей на Русь православную. Он, по свидетельству стародавних былин, с честью-славою несет на своих могутных плечах немалую службу родине, обороняя рубеж великокняжеский. Он, один он, остается «надежей» ласкового князя Владимира — Красна-Солнышка, когда все другие богатыри поразойдутся-поразъедутся во все четыре стороны света белого — искать, с кем померяться своей мочью-силой богатырскою. С большим вниманием останавливаются сказания на Илье, неоднократно возвращаясь к нему, чтобы лишний раз — при подходящем случае — вызвать воспоминание об его мощном облике. Да и не одни былины, а и сказки с песнями, честь-честью воздают матерому казаку, славой своею пережившему всю семью богатырей древнекиевских, вплоть до наших дней дающему изобильную пищу воображению народа-песнотворца.

Яснее всего представляется он в три поры своего богатырского века: в былинах о каликах перехожих, зашедших в Карачарово и «поднявших» будущего богатыря с места его тридцатитрехлетнего сиденья; затем — в былинах о первой поездке его в Киев, стольный град, и, наконец, в былине о Калин-царе. Из многочисленных разносказов этих былин встает во весь рост пред слушателями-читателями излюбленный народной памятью славный-могучий богатырь.