Народная Русь

В старину было в обычае хоронить возле проезжих дорог застигнутых смертью в пути. Еще и теперь можно встретить немало таких могилок, разбросанных по неоглядной путине светлорусского простора широкого. «Где пролилась кровь убиенного — там и погребай его!» — вещает убеленная мудростью старина. По ее слову, еще недавно соблюдался этот обычай в среднем Поволжье, на котором немало тропинок-дорожек проложила обагрявшая кровью землю понизовая вольница, разбегавшаяся по обе стороны могучей реки — от воеводского разгрома после поимки Стеньки Разина — этого последнего представителя русского ушкуйничества, сохранившегося в народной памяти с очестливым именем «удалого Степана Тимофеича». Считалось грехом переносить на кладбища сраженных в дороге стрелами грома небесного — убитых молнией. И они находили себе вековечный покой там, где были застигнуты «волей Божией». Но не те, ни другие могилки не внушают прохожему-проезжему люду православному того суеверного ужаса, какой просыпается у него в душе по соседству с могилами самоубийц.

Все люди, по народному представлению, являются в этом мире странниками. Смерть настигает их там, где ей указано Богом, — если только человек не поддастся — в недобрый час — искушению лукавому и не поднимет сам на себя руки, или не продаст бессмертную душу свою лютому врагу спасения рода человеческого — диаволу. Кончен земной путь; открыты врата новой — бесконечной — жизни, столь радостной-отрадной для одних («ходящих по путям Божием») и столь горестной для других — позабывавших при земной жизни о Боге правды. Годы блаженства райского пролетают, как мгновения; мгновения адских мук кажутся годами. И так — до скончания веков, до Страшного Суда Божия, о котором сокрушается народ-стихопевец в одном из своих стиховных сказов:

«Плачу ся и ужасаю,
Егда он час помышляю,
Как приидет Судия праведный,
В Божестве Своея славы.
Суд справедливый судити
И страшный ответ творити!..»