Народная Воля – 2017

Мечтательно усмехнувшись, Борченко взял несколько длинных красивых гитарных аккордов и – с душевным надрывом – затянул:

Его звали – Че.
Много лет – назад.
Не такой – как все.
Просто – солдат.

Отставь бокал – пустой.

Ответь на мой – вопрос.
Не торопись – постой.
Я говорю – всерьёз.

Когда же он – вернётся?

Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнётся,
Надежду нам даря?
И мы пойдём – в атаку,
И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…

За окошком – свет.

На пороге – день.
Грусти больше – нет.
На душе – капель.

Поутру, лишь – снег.

На небе – заря.
Серебристый – смех,
Было всё – не зря.

Когда же он – вернётся?

Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнётся,
Надежду нам даря?

И мы – пойдём в атаку,

И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…

В отблеске – свечей,

Пускай приходит – ночь.
Не надо нам – речей,
Все сомненья – прочь.

Они – не пройдут!

Будь спокоен – Че.
Они – не пройдут!
Никогда и нигде!

Когда же ты – вернёшься?

Из тех небесных – странствий?
И снова – улыбнёшься,
Надежду нам даря?

И мы – пойдём в атаку,

И сгинут – самозванцы,
И алыми тюльпанами
Покроется – Земля…

Его звали – Че.

Много лет – назад.
Не такой – как все.
Лучший – солдат…

Песенка закончилась.

– Браво! – неторопливо убрав пистолет в наплечную кобуру, вяло похлопал в ладоши Назаров. – Оказывается, Ванька, ты являешься природным бардом. Так искренне спел, блин диетический. У меня даже слёзы навернулись на глазах. Бывает…

– Дзинь, бряк, дзинь, дзинь! – светёлка тут же наполнилась изысканной звуковой какофонией.

Это старенькая гитара, выскользнув из неверных хмельных пальцев, упала на пол и несколько раз – от души – перевернулась.

– А, высокородный граф Мерзляев пожаловали, – пьяно раскачиваясь на ненадёжном стуле, дурашливо заблажил Борченко. – Мы так польщены, смущены и тронуты. Как говорится, щенячий счастливый визг заглушал все другие, насквозь второстепенные звуки…. Ха-ха-ха! Держите меня семеро. Как бы от смеха не описаться…

– Молчать! – голодным тигром из заснеженной уссурийской тайги рявкнул прапорщик Ананьев. – Сука запьянцовская. На сибирский лесоповал, харя опухшая, захотел?

– Пшёлты, – последовал вялый ответ. – Сейчас на лесоповалах ручной труд практически не используется. Всё – от начала и до конца – делают автоматизированные современные комплексы финско-австрийского производства. Гниды речистые. Так вас и растак…

– Причём здесь – какой-то граф Мерзляев? – на всякий случай уточнил Назаров. – Кто это, собственно, такой?

– Ты чо, старлей, не смотрел гениального фильма – «О бедном гусаре замолвите слово»? Ни разу?

– Извини, Ваня, но не смотрел. Времени не было. Дела. Служба. Карьерная лестница.

– Мудак ты, полковник. Причём, законченный и безнадёжный…. А, вот, майор Хрусталёв, сто девяносто процентов из ста, смотрел. Причём, не один раз. Да и не два…

– Хрусталём? Он, что, и тебя завербовал?

– Пшёлты, тварь позорная! – Бойченко – неверной рукой – дотянулся до гранёного стакана, на две трети заполненного прозрачной жидкостью, поднёс стеклянную тару к губам и, сделав пару-тройку жадных глотков, мягко соскользнул со стула на деревянный пол.

– Смотри-ка ты, как грамотно упал, бродяга, – искренне восхитился прапорщик, у которого боевых заслуженных орденов было больше, чем у трёх-четырёх штабных генералов вместе взятых. – И башку не разбил, и стакан с водкой не выпустил из ладони. Причём, и ни капли – при этом – не разлил. Уважаю…

«Орденов у Сени Ананьева, конечно, много. Штук тридцать пять, наверное, если не больше. Имеются и насквозь экзотические – никарагуанские, вьетнамские, перуанские. Даже засушливой африканской Республики Чад…», – не понятно и к чему подумал Игорь Игоревич. – «А живёт он до сих пор – вместе с женой, тёщей и тремя пацанами разного возраста – в однокомнатной «хрущёвке», расположенной где-то в районе Бирюлёво. Хрень законченная и несправедливая, мать его. Идеальный кадр – для вербовки в хвалёную «Народную Волю»…. Ладно, это я так. К слову, извините, пришлось….».

– Что дальше? – спросил прапорщик.

– Уточни, пожалуйста.