Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

5. Социальный класс. Позже я сделаю несколько более общих замечаний относительно релевантности переменных социального класса. Данные опросов показали очень мало существенных различий между социальными классами, в особенности с точки зрения первоначальной реакции и общей ориентации в отношении событий. Респонденты из рабочего класса были несколько более склонны объяснять поведение «отсутствием родительского контроля», в то время как респонденты из среднего класса в качестве причины чаще использовали образ «ищущих потехи».

6. Политические взгляды. В брайтонской выборке наблюдалась следующая тенденция: консервативные избиратели чаще использовали категории «отвратительно» или «раздражающе» (64,3 %) по сравнению с 38,7 % среди голосующих за лейбористов. Консерваторы также чаще выражали пожелание, чтобы полиция была более жесткой и помещала дебоширов в изолятор.

Вынужден повторить, что любые обобщения о реакциях общественности в целом на основе этих данных следует делать с осторожностью. Сосредоточившись на способах, которыми моральная паника передается через СМИ и отражается в реакциях системы общественного контроля, я не рассмотрел надлежащим образом – как это должны сделать будущие исследователи – структурирование таких реакций в обществе в целом.

Модусы и модели объяснения

От фазы описания до фазы возникновения мотивов мнений и установок можно проследить характерные черты, по которым моды и рокеры были идентифицированы как девианты определенного типа и соответствующим образом размещены в галерее народных дьяволов. Конечно, моральная паника – это не интеллектуальные упражнения, в ходе которых выбираются правильные ярлыки, подобно тому как, например, врач подбирает диагностические категории для симптомов или ботаник классифицирует свои образцы. Дело в том, что процесс выявления отклонения обязательно предполагает представление о его природе. Девианту присваивается роль или социальный тип, формируются общие перспективы, с помощью которых он и его поведение визуализируются и объясняются, вменяются мотивы, ищутся причинно-следственные паттерны, а поведенческие черты группируются с другими поведенческими чертами, которые считаются явлениями того же порядка.

Эта галерея образов – неотъемлемая часть процесса идентификации: ярлыки не изобретаются после отклонения. Наклеиватели ярлыков – по большей части я сосредоточился здесь на СМИ – имеют готовый запас образов, на которые можно опираться. После первичной идентификации ярлыки дорабатываются: например, наркозависимый может быть вписан в мифологию опустившегося наркомана и рассматриваться как грязный, опустившийся, ленивый и не заслуживающий доверия. Первичный ярлык, иными словами, вызывает вторичные образы, часть которых чисто описательные, другие содержат эксплицитные моральные суждения, а третьи – указания, что следует предпринимать в отношении этого типа поведения.

Таким образом, то, что Лемерт называет культурой социетального контроля, – «законы, процедуры, программы и организации, которые во имя коллектива помогают, реабилитируют, наказывают или иным образом манипулируют девиантами»[132] – включает не только официальные учреждения и персонал, но и типичные модусы и модели понимания и объяснения девиантности. Тот факт, что такие модели редко внятно артикулируются, не предполагает их отсутствие и интерпретацию образов вокруг модов и рокеров как нечто связанное случайно. Эти образы являются частью того, что Бергер и Лукман называют «концептуальной машинерией, которая учитывает состояние девианта», и как таковые выполняют основную функцию в обосновании конкретного взгляда на мир: «поведение девианта бросает вызов социетальной реальности как таковой, ставя под угрозу принимаемые за само собой разумеющиеся когнитивные… и нормативные… оперативные процедуры»[133]. Дьяволу необходимо придать определенную форму, чтобы знать, какие добродетели утверждаются. Так, бессмысленный и ничего не значащий образ, приписываемый вандализму, утверждает ценность утилитарного, рационального действия. Люди в нашем обществе совершают поступки, исходя из определенных аккредитованных мотивов; такое поведение, как вандализм, который, по всей видимости, мотивирован иначе, не допускается и уничижается, характеризуясь как бессмысленное. Единственный способ понять смысл вандализма – предположить, что он не имеет смысла; любое другое определение будет опасным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология