– Здоро́во, дружок! Что так долго ко мне не бывал? Я устал, тебя дожидаючи. Примайся-ка теперь за работу; вот тебе первая задача: построй за одну ночь большой хрустальный мост, чтоб к утру готов был! Не построишь – голова долой!
Идёт царевич от водяного, сам слезами заливается. Василиса Премудрая отворила окошечко в своём терему и спрашивает:
– О чём, царевич, слёзы ронишь?
– Ах, Василиса Премудрая! Как же мне не плакать? Приказал твой батюшка за единую ночь построить хрустальный мост, а я топора не умею в руки взять.
– Ничего! Ложись-ка спать; утро вечера мудренее.
Уложила его спать, а сама вышла на крылечко, гаркнула-свистнула молодецким посвистом. Со всех сторон сбежались плотники-работники: кто место ровняет, кто кирпичи таскает; скоро поставили хрустальный мост, вывели на нём узоры хитрые и разошлись по домам.
Поутру рано будит Василиса Премудрая царевича:
– Вставай, царевич! Мост готов, сейчас батюшка смотреть придёт.
Встал царевич, взял метлу; стоит себе на мосту – где подметёт, где почистит.
Похвалил его водяной царь.
– Спасибо, – говорит, – сослужил мне единую службу, сослужи и другую; вот тебе задача: насади к завтрему зелёный сад – большой да ветвистый, в саду бы птицы певчие распевали, на деревьях бы цветы расцветали, груши-яблоки спелые висели.
Идёт царевич от водяного, сам слезами заливается. Василиса Премудрая отворила окошечко и спрашивает:
– О чём плачешь, царевич?
– Как же мне не плакать? Велел твой батюшка за единую ночь сад насадить.
– Ничего! Ложись спать; утро вечера мудренее.
Уложила его спать, а сама вышла на крылечко, гаркнула-свистнула молодецким посвистом. Со всех сторон сбежались садовники-огородники и насадили зелёный сад, в саду птицы певчие распевают, на деревьях цветы расцветают, груши-яблоки спелые висят.
Поутру рано будит Василиса Премудрая царевича:
– Вставай, царевич! Сад готов, батюшка смотреть идёт.
Царевич сейчас за метлу да в сад: где дорожку подметёт, где веточку поправит. Похвалил его водяной царь:
– Спасибо, царевич! Сослужил ты мне службу верой-правдою; выбирай себе за то невесту из двенадцати моих дочерей. Все они лицо в лицо, волос в волос, платье в платье; угадаешь до трёх раз одну и ту же – будет она твоею женою, не угадаешь – велю тебя казнить.
Узнала про то Василиса Премудрая, улучила время и говорит царевичу:
– В первый раз я платком махну, в другой платье поправлю, в третий над моей головой станет муха летать.
Так-то и угадал царевич Василису Премудрую до трёх раз. Повенчали их и стали пир пировать.
Водяной царь наготовил много всякого кушанья – сотне человек съесть! И велит зятю, чтоб всё было поедено; коли что останется – худо будет.
– Батюшка! – просит царевич. – Есть у нас старичок, дозволь и ему закусить с нами.
– Пускай придёт!
Сейчас явился Объедало; всё приел – ещё мало стало.
Водяной царь наставил всякого питья сорок бочек и велит зятю, чтоб дочиста было выпито.
– Батюшка! – просит опять царевич. – Есть у нас другой старичок, дозволь и ему выпить про твоё здоровье.
– Пускай придёт!
Явился Опивало, зараз опростал все сорок бочек – ещё опохмелиться просит.
Видит водяной царь, что ничто не берёт, приказал истопить для молодых баню чугунную жарко-на́жарко; истопили баню чугунную, двадцать сажо́н дров сожгли, докрасна печь и стены раскалили – за пять вёрст подойти нельзя.
– Батюшка, – говорит царевич, – дозволь наперёд нашему старичку попариться, баню опробовать.
– Пускай попарится!
Пришёл в баню Мороз-Трескун: в один угол дунул, в другой дунул – уж сосульки висят. Вслед за ним и молодые в баню сходили, помылись-попарились и домой воротились.
– Уйдём от батюшки водяного царя, – говорит царевичу Василиса Премудрая, – он на тебя больно сердит, не причинил бы зла какого!
– Уйдём, – говорит царевич.
Сейчас оседлали коней и поскакали в чистое поле.
Ехали-ехали; много прошло времени.
– Слезь-ка, царевич, с коня да припади ухом к сырой земле, – сказала Василиса Премудрая, – не слыхать ли за нами погони?
Царевич припал ухом к сырой земле: ничего не слышно! Василиса Премудрая сошла сама с доброго коня, прилегла к сырой земле и говорит:
– Ах, царевич! Слышу сильную за нами погоню.
Оборотила она коней колодезем, себя – ковшиком, а царевича – старым старичком.
Наехала погоня:
– Эй, старик! Не видал ли добра молодца с красной девицей?
– Видал, родимые! Только давно: они ещё в те́ поры проехали, как я молод был.
Погоня воротилась к водяному царю.
– Нет, – говорит, – ни следов, ни вести, только и видели, что старика возле колодезя, по воде ковшик плавает.
– Что ж вы их не́ брали? – закричал водяной царь и тут же предал гонцов лютой смерти, а за царевичем и Василисой Премудрой послал другую смену.
А тем временем они далеко-далеко уехали.
Услыхала Василиса Премудрая новую погоню; оборотила царевича старым попом, а сама сделалась ветхой церковью: еле стены держатся, кругом мохом обросли.
Наехала погоня:
– Эй, старичок! Не видал ли добра молодца с красной девицей?
– Видел, родимые! Только давным-давно; они ещё в те́ поры проехали, как я молод был, эту церковь строил.
И вторая погоня воротилась к водяному царю: