Шестеро заключивших союз товарищей после этой схватки действительно остались лежать в печи, седьмому же, оказавшемуся то ли умнее, то ли расторопнее остальных, опасность подсказала верный путь к спасению. Он улучил момент и благоразумно скрылся в дымовой трубе, поднявшись по которой, незаметно выбрался из ужасного каземата.
Очутившись на свободе, парень со всех ног бросился бежать в лес и там, в беспрестанном страхе за свою жизнь, бродил весь день до самого захода солнца. Обессилив от голода и усталости, он прилёг на поляне под одиноким деревом и было заснул, но вскоре вечерняя прохлада разбудила его. Молодой воин открыл глаза и увидел поблизости отшельника, благоговейно молившегося перед грубо сработанным и привязанным лыком к дереву крестом. Вид благочестивого человека придал ему мужества. Приняв смиренную позу, он приблизился к достопочтенному монаху и стал позади него на колени.
Окончив молитву, отшельник благословил чужестранца. По бледному, искажённому ужасом лицу и по одежде он понял, что перед ним ещё не остывший от недавнего сражения ратник или оруженосец, и заговорил с ним.
Честный шваб чистосердечно, как на исповеди, рассказал о своих злоключениях, не утаив и о происшествии в деревне, так трагически закончившемся для его товарищей. Он и сейчас испытывал непреодолимый страх от мысли, что вооружённые вертелами ангелы смерти следуют за ним по пятам и вот-вот настигнут его.
Добродушный отшельник пожалел невинную швабскую душу и предложил ему приют и защиту. Правда, мрачные стены, открывшиеся при входе в пещеру, благодаря расстроенной фантазии напуганного беглеца, показались ему печным казематом: не только каменный свод, но и часовня, и кладовая, и погреб отшельника и даже лазурное небо приняли в его глазах очертания хлебной печи.
Холодный озноб пробежал по всему телу юноши, но приветливый старик ободрил его, — принёс воды обмыть ноги, положил перед ним хлеб и несколько плодов на ужин и подал кубок вина, освежившего сухой, прилипший к нёбу язык гостя, после чего приготовил ему постель из мягкого мха.
Фридберг крепко заснул и спал до тех пор, пока набожный Бено не разбудил его к утренней молитве, а за завтраком он уже забыл все свои горести и беды и не знал, как отблагодарить доброго хозяина за дружеское участие и заботу.
Спустя три дня Фридберт решил, что пора собираться в дорогу. По правде говоря, ему не очень хотелось покидать это тихое и надёжное убежище, — так моряку, чьё судно стоит на якоре в защищённой от ветра бухте, не хочется в бурю выходить в открытое море, где ревёт ураган и вздымаются волны. Бено, со своей стороны, нашёл в честном швабе столько прямодушия и скромности, чистосердечия и предупредительности, что желал бы оставить его у себя. Благодаря такому единомыслию, обе стороны скоро договорились.
Фридберт принял у старца пострижение, сменил солдатское платье на монашеское одеяние и остался в келье у своего благодетеля послушником. В его обязанности входило ухаживать за старым Бено, заниматься кухней и садом, а также обслуживать приходивших к хижине отшельника паломников.
Во время солнцестояния, когда лето прощается с весной и солнце вступает в созвездие Рака, Бено всегда посылал верного слугу к озеру посмотреть, не покажутся ли там лебеди, понаблюдать полёт этих редких по красоте птиц и пересчитать их. Сведениями о них он, похоже, всегда очень дорожил. Прилёт лебедей приводил его в хорошее расположение духа. Но, если в обычное для них время они не прилетали, старик тряс головой и несколько дней оставался угрюмым и неразговорчивым. Простодушный шваб не видел в этом ничего особенного и не пытался доискиваться до причин странного любопытства мечтателя, полагая, что лебеди своим появлением в этих местах, скорее всего, предвещают урожайный год, а их отсутствие — неурожайный.
Однажды вечером, сидевший в засаде Фридберт увидел летящих над озером лебедей и, по обыкновению, сказал об этом отцу Бено. Старик очень обрадовался, велел приготовить хороший ужин и принести вдоволь вина. Бокал с бодрящим напитком скоро оказал на весёлых трапезников живительное действие. Почтенный старец совсем оставил свою серьёзность, стал разговорчив и шутлив, болтал о виноградном соке и счастье любви и, если бы кто его услышал, то наверное подумал, что это Старец из Теоса[164]
ожил и принял образ отшельника. Он даже затянул древнюю застольную песню, какую пели ещё с тех пор, как появилось вино и любовь: «Без любви и вина чем была б наша жизнь…».Протянув полный бокал вина духовному сыну, Бено обратился к нему с задушевными словами: