Народные сказки и легенды

— Чужестранец, — дружелюбно сказал дух, — благодарю тебя за оказанную мне услугу. Ты освободил меня из стен этого замка, куда триста лет назад за дьявольские злодеяния, совершённые мной при жизни, была заключена моя душа. Она должна была томиться здесь до тех пор, пока смертный не совершит справедливое возмездие, проделав со мной то же, что я в мою бытность делал с другими. Знай, что когда-то в этом замке жил дерзкий самодур, насмехавшийся над попами и мирянами. Граф Гартман, — так звали его, — не любил никого на свете. Не признавая ни закона, ни власти, позоря святость гостеприимства, он занимался пустым озорством и проказами. Чужестранца ли, искавшего приют под крышей его дома, бедняка, просившего милостыню, граф никогда не отпускал, не проделав над ним какой-нибудь злой шутки.

Я был его придворным брадобреем, льстил, угодничал и делал всё, что ему нравилось. Заманив в замок проходившего иногда мимо нас набожного пилигрима, готовил для него баню и, как только он, поверив хорошему обхождению, собирался её принять, остригал его наголо и с насмешками и издевательствами выпроваживал за дверь. Граф Гартман с удовольствием наблюдал, как ехидное племя сбежавшихся со всего селения озорников смеялось над опозоренным человеком. Так когда-то дерзкая толпа мальчишек дразнила пророка: «Плешивый! Плешивый!» Довольный злопыхатель дьявольски смеялся, держась за своё жирное брюхо, так что слёзы выступали у него на глазах.

Однажды мимо проходил святой человек. Шёл он издалека и, словно кающийся грешник, нёс на плечах тяжёлый крест. На руках, ногах и в боку было у него от гвоздей пять ран, нанесённых им из благоговения, а волосы на голове напоминали терновый венец. Странник попросил кусок хлеба и воды, чтобы обмыть ноги. Я тут же отвёл его в баню и проделал с ним свою обычную шутку: не уважив святую лысину, начисто обрил его терновый венец. Тогда благочестивый пилигрим наложил на меня тяжёлое проклятие: «Презренный, — сказал он, — знай, что когда ты умрёшь, Небо и ад и бронзовые ворота чистилища будут закрыты для твоей бедной души, — она останется бесчинствовать в этих стенах до тех пор, пока странник без твоего приказания, сам не совершит над тобой справедливое возмездие».

С этого дня я начал хиреть. Мозг в моих костях высох, и я бродил по замку как тень. Мой дух покинул истощённое тело и остался здесь, не в силах нарушить запрет святого человека. Напрасно я ждал освобождения от мучительных оков, удерживающих меня у земли. Ты ведь должен знать, что душа, расставаясь с телом, тоскует по месту успокоения, и пока души усопших томятся в чуждой им стихии, страстная тоска превращает их в эоны. Как это ни было мучительно, я продолжал делать то, чем увлекался при жизни. Ах, из-за моих ночных похождений скоро опустел этот дом. Лишь изредка заходил сюда переночевать какой-нибудь странник, и хотя с каждым из них я проделывал то же, что и с тобой, никто не хотел меня понять и оказать услугу, которая принесла бы мне свободу и избавление от этого рабства. Отныне я уже не буду бродить здесь, а отправлюсь к месту долгожданного успокоения.

Чужестранец, ещё раз благодарю тебя за то, что ты освободил меня. Будь я хранителем глубоко под землёй скрытых сокровищ, все они стали бы твоими, но богатство никогда не было моим уделом при жизни, и в этом замке тоже не спрятано никаких сокровищ. Но послушайся моего доброго совета. Поживи здесь, пока у тебя на голове и подбородке снова не отрастут волосы, а потом возвращайся домой, в родной город и в день осеннего равноденствия жди на Везерском мосту друга, который при встрече расскажет, что ты должен делать, чтобы тебе хорошо жилось на земле. Если после этого из золотого рога изобилия на твою голову посыплется удача, вспомни тогда обо мне и в каждую годовщину моего освобождения от проклятия заказывай за упокой моей души три мессы. А теперь прощай! Я навсегда ухожу отсюда».

С этими словами, подтвердив своей болтливостью, что при жизни он и впрямь был придворным брадобреем в руммельсбургском замке, дух исчез, оставив освободителя чрезвычайно изумлённым таким диковинным приключением.

«Уж не сон ли это?» — подумал про себя Франц, но обритая голова рассеяла все его сомнения. Он лёг на кушетку и после пережитого волнения уснул крепким сном, проспав до самого полудня.

Коварный хозяин уже с раннего утра с нетерпением и тайным злорадством ожидал появления лысого странника и приготовился изобразить на своём лице удивление его ночным приключением. Но шло время, приближался полдень, а из замка никто не выходил. Хозяину это показалось подозрительным, и он уже начал опасаться, не обошёлся ли призрак слишком неосторожно с этим парнем? Не напугал ли его до смерти? Не задушил ли? Ему вовсе не хотелось, чтобы его месть зашла так далеко, и, позвав слуг, он поспешил с ними в замок.

В двери комнаты, в окнах которой накануне вечером горел свет, торчал незнакомый ключ, но дверь была заперта изнутри на засов. Охваченный тревогой хозяин так забарабанил в дверь, что от такого шума, пожалуй, проснулись бы все семь святых сонь.[201]