Народные стихи и песни

   Посторонъ святаго града Іерусалима
   На земли было три царства беззаконныихъ:
   Первое царство былъ Содомъ городъ,
   А второе царство былъ Гоморъ городъ,
   А третье было царство Рахлинское.
   На ихнее беззаконіе великое —
   Да не могъ на нихъ самъ Господь смотрть.
   Содомъ и Гоморъ Господь скрозь земли прослалъ,
   А на этое третье царство, на Рахлинское,
   Напущалъ Господь Богъ на нихъ змя лютаго,
   Давали они со города скотиною
   Ко лютому змю на съденіе,
   И ко пещерскому на прожреніе.
   Во град скота у нихъ мало осталося:
   Давали они со города по головы,
   По головы человческой,
   Ко лютому змю на съденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе.
   Во град людей у нихъ мало оставалося,
   Собиралися вс жители рахлинскіе
   Къ самому они царю на широкій дворъ;
   Метали они жеребьемъ самоволжевымъ
   Со самымъ царемъ со Агапіемъ.
   Но жеребье царю доставалося
   Ко лютому зврю иттить на съденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе.
   Прикручинился царь и припечалился.
   Возговорить ему царица рыхлинская:
   «Не кручинься, царь, и не печалуйся;
   У васъ есть съ тобой кмъ замнитися;
   У васъ есть съ тобой дитя единое:
   Она единая дочь не милая;
   Она вруетъ вру все не нашую:
   Богу молится она распятому;
   Отдалимъ мы Олексафію ко лютому змю,
   Ко лютому змю на съденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе».
   Многой радостью царь изнаполнился,
   Приходилъ онъ въ палаты блокаменныя,
   Ко своей ко дщери въ одинокія;
   Вызывалъ онъ въ упокой ее во особый,
   Уговаривалъ онъ дочь, обманывалъ:
   «Ты, прекрасная Олесафія Агапеевна,
   Ты вставай-ка, Олесафія, изъ утра ранешенько,
   Умывайся, двица блешенько,
   И снаряжайся, Олесафія, хорошехонько:
   Изъ утра я тебя буду замужъ давать,
   Ты въ которую вру вруешь».
   Срадовалася Олексафія, взвеселилася,
   На ложницу она спать не ложилася:
   Всю темную ночь она Богу молилася;
   Молилася она Спасу пречистому,
   Второму Миколы Барградскому,
   Третьему Егорью-свту Храброму.
   Между тмъ двицы и утро пришло.
   Встала Олексафія ранешенько
   Умывалася она блешенько,
   Снаряжалась она хорошехонько.
   Выходила Олексафія на крутой крылецъ.
   Взглянула Олексафія на широкій дворъ:
   Посреди двора было царскаго —
   Тутъ стоитъ корета сама черная,
   Припряжены кони неученые.
   Посаженъ дтина въ плать травурномъ;
   Ино тутъ же Олексафія догадалася,
   Горячимъ слезамъ она обливалася:
   «Не на то меня мать спородила,
   Чтобъ отдать меня во свою вру;
   А на то меня мать спородила:
   Отдаетъ меня батюшка ко люту змю,
   Ко люту змю на съденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе».
   Повели Олексафію со крута крыльца,
   Сажали Олексафію въ корету черную,
   Повезли Олексафію ко синю морю,
   Ко тому ко восходу ко зминому.
   Выходила Олексафія изъ кореты вонъ,
   Садилась Олексафія на крутой берегъ,
   Ко тому ко морю ко синему.
   Узжалъ дтина въ плать траурномъ:
   Оставалась Олексафія одинешенька.
   На листу у Олексафіи было написано:
   Святые ангелы были все, архангелы.
   Молилась Олексафія Спасу Пречистому,
   Второму Миколы Барградскому,
   Третьему Егорью — свту Храброму.
   Услышалъ Господь Богъ ея моленье,
   Посылалъ Господь Богъ Егорья Храбраго
   Для храненія двицы отъ змя лютаго.
   Прізжалъ Егорій на добромъ кон,
   Онъ слзалъ, Егорій, съ коня храбраго;
   Онъ поклонъ воздалъ двицы низешенько:
   «Богъ на помочь теб, царская дочь Олексафія!»
   Давалъ Егорій Храбрый свой шелковъ поводъ
   Олексафіи двицы на блы руки:
   «Подержи ты, говоритъ, Олексафія, моего коня,
   А больше того смотри сама на сине море:
   Когда на мор волна будетъ подыматися,
   Изъ пещеръ змя лютая появлятися,
   Ты тогда мевя, двица, ото сна сбуди».
   Онъ возговорилъ Егорій, а самъ спать уснулъ.
   Держала Олексафія коня храбраго,
   Больше того смотрла на сине мope.
   На мор волна стала колыбатися,
   Но тутъ же Олексафія она испугалася,
   Горячими слезами она обливалася,
   Начала двица Егорья ото сна будить;
   Не могла она Егорья ото сна сбудить.
   Она жалко Олексафія сама росплакала:
   Покатились у Олексафіи горючи слезы
   На Егорьево на бло лице;
   Оттого Егорій ото сна возсталъ.
   Онъ беретъ свое жезло булатное,
   Онъ пошелъ Егорій ко синю морю,
   Ко тому ко восходу ко зминому.
   Онъ бьетъ змю копьемъ во прожерище:
   «Ты будь змя и кротка и смирна,
   Ты пей и шь мое повелнное,
   Олексафіево благословенное».
   Распоясалъ Егорій свой шелковъ поясъ,
   Онъ продлъ зми насквозь прожорище,
   Онъ давалъ Олексафіи на блы руки,
   Онъ давалъ, Егорій, самъ наказывалъ!
   «Поведиткась, Олексафія, змя лютаго
   Во свое во царство рахлинское.
   Скажи батюшк царю Агапію,
   Пущай повруетъ вру христіанскую,
   Пусть состроитъ онъ три церквы соборныя.
   Ежель не повруетъ онъ вры христіанскія,
   Ты пусти змю на свою волю,
   Потребитъ змя ихъ всхъ до единаго,
   Не оставитъ имъ людей на смены».
   Повела Олексафія змя лютаго
   Во свое царство во рахлинское,
   Становилась Олексафія посреди града,
   Закричала Олексафія женскимъ голосомъ:
   «Ты услышь, мой отецъ, рахлинскій царь!
   Ты повруешь ли вру христіанскую,
   Ты состроишь ли три церкви соборны ихъ?
   Ежель ты не повруешь вры христіанскія,
   Я пущу змю на свою волю,
   Потребитъ змя васъ всхъ до единаго,
   Не оставитъ вамъ людей на смены».
   Царь со радости онъ вры повровалъ,
   Онъ создалъ свою заповдь великую:
   «Я сострою три церквы соборныя:
   Церковь Матери Божьей, Богородицы,
   Еще Троицы Живоначальныя
   И святому Егорью свту Храброму.
   Я не разъ Егорью буду въ году вровать,
   Я не разъ въ году — два раза».