Народный проспект

- Этот наш массив, ведь раньше тут был лес, не знала? Болота и глубокий, громадный лес. Вся Чехия – ведь это одно громадное болото. Вся Европа. Громадное болото и громадный лес. Мы родились из этого болота, в нем мы и исчезнем. А между этими моментами еще наделаем с ребятами в "Северянке" немного шуму. Последнее мероприятие человечества.

Они вместе смеются над его словами.

- Ага, а мне потом за вами убирать?

- Ну да.

Он смеется над этим.

Она тоже смеется.

- Никогда бы не сказала о тебе, что ты веришь в подобные вещи. Болота, в которых все исчезнет.

- Я не говорю, будто бы в это верю. Но и не говорю, будто бы не верю… Иногда тебе ничего не остается, как только вера в такие невероятные вещи. Вот во что веришь ты?

- Ни во что.

- Вообще ни во что?

- Вообще.

- Странно.

- Ну, не знаю.

- Ты серьезно там была, внизу, на Народном проспекте? Или просто так болтала?

- Я там была. А ты там был? Или только болтал?

- Почему я должен был бы болтать?

- Там я была по совершенно дурацкому, самому дурацкому, идиотскому случаю. Втюрилась я тогда в одного психа. Вроде бы он даже учился в каком-то институте. Теперь уже и не знаю. Знаю только то, что это он меня туда забрал, а я все время пялилась на него – глупая и влюбленная дурочка. Но помню, что все это было возбуждающим, все эти люди, и вообще. Мой все время пиздел о политике. А я, прежде всего, хотела быть с ним, ужасно хотела ходить с ним. Политика тогда меня не интересовала, и сейчас тоже не интересует. Как по мне, оно все время одно и то же.

- Ясен перец.

- Но мне нравилось на него смотреть, какой он был возбужденный, как он желал все изменить, меня это заводило. Так что я пошла с ним и несла ему те дурацкие свечки.

- Свечки?

- Ну, там же потом зажигали свечки.

- Ааа, ну да…

- Я так и не смогла потом отстирать джинсы от воска.

- Свечки должны стоять на могилах.

Он смеется. Она тоже.

- Ну да.

- И что, происходило что-нибудь?

- Как только мы развернулись, нас замели. Его перед тем очень даже сильно побили, я и сама немного получила. Мы сидели рядом в участке, на лавке. Ждали допроса, мы были на самом конце. Сами мусора были уже как в тумане, ужасно уставшие. Наверное, они должны были уже знать, что это конец, разве нет? Иногда я размышляю, а где они на самом деле закончили свою деятельность, в том смысле, а где они сейчас…

- В заднице.

- Надеюсь на это.

- Или в политике.

- Они хотели, чтобы я подписала заявление, только я ничего не подписала, и мне просто разрешили уйти. Он меня ожидал и провел меня домой: вроде как что-то будет, но ничего и не было. А потом мы уже никогда не встречались, впрочем, мне на это глубоко плевать.

- И что было дальше? Что ты делала дальше?

- Все и ничего. Я выехала на ферму во Франции, там у нас тетка. Я занималась короедами. А их папам-мамам рассказывала, что у нас и вправду имеются холодильники, что мы на самом деле, что такое стиральная машина, что мы честное слово смотрим цветное телевидение. И показывала им на карте, где находится Прага, что это на самом деле в Европе, а не где-то в Сибири. Ну а потом я возвратилась сюда. И все уже было по-другому. А потом на одном мероприятии я познакомилась с сукиным сыном своей жизни, с которым провела лето своей жизни в дачном домике в Карконошах во вроде как коммуне, и оттуда у меня остался ребенок моей жизни, которого я люблю, и который иногда меня ужасно достает, потому что он делает, что хочет.

- Блииин, так ты была в коммуне?

- Да это просто были выезды из города, тогда так делали. Новая жизнь. У нас были овцы, поле, все общее, такие вроде как священные службы, медитации. Кельтские ритуалы. Все чехи тогда хотели быть кельтами.

- Кельты были неплохими воинами. Только я сам всегда хотел быть римлянином.

- Ну и, конечно, мы курили там много травки.

- А водяра?

- Нет, алкоголь был запрещен.

- А курить, выходит, было можно.

- Ну.

- И трахались вы все вместе?

- Ну, это тоже.

- Серьезно? Блин, класс!

- Ну, не знаю.

- Я никогда не трахался больше, чем с одной бабой за раз. Как это оно?

- Я не хочу об этом говорить.

- Ясно. Понимаю. А откуда ты знаешь, что это его ребенок?

- На все сто я не знаю.

- А вы там еще и дрались, или только трахались, курили травку, медитировали и игрались в кельтов?

- Ну, да, еще и дрались.

- Как?

- Не знаю, просто дрались. Это невозможно было выдержать, это хорошая энергия.

- Идеалы в порядке.

- Все идеалы в задницу.

- Успокойся. Ясно.

Я осматриваю ее. Целую в плечо. Но ей уже не хочется.

- Я это уже пережила.

- То есть, ты уже тоже получила урок по жизни.

- Не знаю.

- Самое главное, не плакаться над собой. Концентрация – да, а плакаться над собой – нет. Как только кто-то плачется над собой – это конец. Ты серьезно умеешь это стоя, в смысле, писать?

- Вас в бабах интересуют только такие глупости?

Она смеется. Он смеется.

- Ну так мне…

- Знаешь что, отвали.

- Ладно. Ясно. Спокуха. Sorry. Я тебя понимаю. Сам я тоже уже получил урок по жизни.

- Что?