Народный проспект

Я не чувствую раздавленных ребер, воспалившейся спины или разбитой рожи, чувствую лишь: еще минута, и я начну выблевывать кишки, как мой старик. Я чувствую то сладкое, соленое, багровое густое море, в котрром я тону, ту самую кровь нулевой группы, которую можно влить всем воинам, и которую я регулярно сдавал в больнице, ведь людям надо помогать.

Я чувствую, что моя кровь нулевой группы как раз меня покидает.

Только ведь я еще не закончил.

Я сражаюсь.

Я не поддаюсь.

Я ползу сквозь мокрый, темный лес. Небо, луна и звезды затерялись где-то ужасно высоко. Я вижу только тени. И неожиданно я снова не сам. Мы втроем. С одной стороны мой старик, а с другой стороны рядом со мной идешь ты. Мой сын, а его внук. И где-то там за мной пошатывается дух моей мамы с сумками, полными покупок. И дед с выбитыми зубами. И мой брат, выглядящий, словно его вырвали ото сна, одетый в одну только пижаму. И моя бабушка. И второй дед, и вторая бабка, которых я знаю только по фотографиям, потому что они умерли еще до того, как я успел родиться. А где-то за ними крадется волк-одиночка. И вокруг меня тоже неожиданно воины. Те самые знаменитые римские и германские воины из знаменитого Тевтобургского Леса.

Льет, как из ведра, и все в этом дожде со мной.

Все вы провожаете меня на этом пути.

Что-то говорите мне.

Я вам что-то говорю.

Я говорю вам, что если чего в жизни накосячил, то прошу прощения.

Только никто ничего не слышит.

Никто ничего не понимает.

Все поглощается той хрупкой, затуманенной тишиной.

А потом вас уже нет.

И я остаюсь совершенно один.

Я гляжу вверх и знаю, что лежу под тем старым вязом, единственным вязом в округе, под вязом, что стоит в самом центре нашего леса. Я лежу между теми древними камнями, на которых садились древние воины.

И я знаю, что это дерево означает. Оно протягивает ко мне ветки, прикладывает его к моим ранам, обнимает меня и забирает наверх.

Врата в мир иной.

Так называли вязы.

Я поднимаюсь.

А потом падаю.

А после этого снова лежу на земле. Я гляжу в ночное небо и вижу над собой Полярную звезду.

Желтый сверхгигант.

Кто-то разжигает костер.

Кто-то подает мне сигарету.

Кто-то подает мне выпить.

Кто-то подкладывает ветки в огонь.

Огонь пылает.

Древние воины.

Пытаюсь их рассмотреть.

Но вижу только тени.

Город за лесом тоже пылает.

Наш Город Севера.

Я вижу зарево.

Кто-то кричит.

Все кончается.

А потом я один.

И что-то чувствую. Наверное, впервые в жизни я по-настоящему чувствую нечто большее. Это не боль. У меня уже ничего не болит. Я чувствую, как душа отрывается от тела. Я не могу пошевелиться.

Я чувствую, что существует душа, и что существует тело, потому что та моя душа неожиданно поднимается и сама идет дальше, в ее лице отражается мое собственное, избитая и искривленная рожа. Эта душа идет передо мной, а тело не может ее догнать. Мое тело лежит под тем старым вязом и не может шевельнуться.

Мне хочется спать.

А потом душа оглядывается и вдруг грохается, и тело ее потихоньку догоняет. Я ее догоняю. Или это она ко мне возвращается.

Не знаю.

Но вдруг я снова в полном наборе.

Я живой.

Я целый.

Думаю, что все это была ничего себе шиза.

Блин, Вандам, ведь в "Северянке" тебе никто не поверит.

Полнейшая шиза.

Касаюсь своих ног. Прикасаюсь к животу. Прикасаюсь к своей роже.

Я мокрый и снова целый.

Я это чувствую.

Ну.

Ну.

Ну!

Спокойно.

Спокойно.

Спокойно!

Серьезно, ведь никто в это не поверит, блин, ну и товар, даже меня самого смешит. Никто мне в это не поверит. Ни Сильва. Ни Морозильник. Чувствую, что неожиданно я снова сильный. Я получил такой урок по жизни, которого еще никогда не получал.

Встать я не могу, но знаю, что со мной все в порядке.

В связи с этим ползу на опушку леса и вижу первые дома. Только это не наши панельные многоквартирники, это те новые дома с бассейнами, по другой стороне леса, где живет мой брат.

Все неожиданно кажется мне ясным, чистым и простым. Я знаю, что если позову на помощь, то все, самое большее, повернутся на другой бок или сделают телевизор погромче. Следовательно, срочно необходимо придумать что-то другое. В противном случае, сдохну тут.

Konzentration, Junge!

Konzentration!

И… Пошел!

И я кричу: "Sieg Heil!"

Ничего.

Тогда я ору изо всех сил: "Sieg Heil!"

Sieg Heil!!

Sieg Heil!!!

В окнах дома все так же тишина и темнота.

А я боюсь, что никто не слышит.

И, в связи с этим, ору: "Heil Hitler!"

Heil Hitler!!

Heil Hitler!!!

В одном окне загорается свет. Потом в другом.

Heil Hitler!

Никак не могу хорошенько вздохнуть.

Я не могу дышать. Выблевываю внутренности. Задыхаюсь.

Но потом вижу, что приезжают полицейские. Это другие полицейские, не те, что раньше. Эти не хотят бить. Так и я сам уже не хочу драться. И приезжает скорая помощь. И молодая, маленькая, худощавая, спортивная женщина врач меня спасает.