Народы и личности в истории. Том 2

Хотя чисто внешне это был вполне нормальный мальчик, может быть, чуть более упорный, внимательный и требовательный не только к себе, но и к другим. Среди товарищей в школе Наумбурга (там учились дети чиновников, офицеров, духовенства) он пользовался определенным уважением. Пожалуй, уже с детства в нем пробудились некоторые черты мыслителя. «Когда умеешь владеть собой, – поучал он сестру, – то начинаешь владеть всем миром». В 9 лет Ницше впервые услышал хор Генделя. Так состоялось его знакомство с миром музыки. Затем он начал учиться игре на рояле, импровизировать, сам сочинять музыку. Им овладевает, как пишет Д. Галеви, автор одной из лучших книг о Ф. Ницше, «тиранический инстинкт творчества». Он просвещал друзей в области литературы, театра, архитектуры. По окончании школы поступил в гимназию. Его умственное превосходство над сверстниками было столь очевидно, что учителя настоятельно советуют матери сразу же поместить его в высшее учебное заведение.

Ницше так описал начало своей жизни: «Vita. Я родился 15 октября 1844 года на поле битвы при Лютцене. Первым услышанным мною именем было имя Густава Адольфа. Мои предки были польские дворяне (Ницкие)… Мне говорят, что моя голова встречается на полотнах Матейко. Бабушка принадлежала к шиллеровско-гётевскому кругу в Веймаре. Я имел счастье быть воспитанником достопочтенной Шульпфорты, из которой вышло столько мужей (Клопшток, Фихте, Шлегель, Ранке и т. д.), небезызвестных в немецкой литературе. У нас были учителя, которые оказали бы (или оказали) честь любому университету. Я учился в Бонне, позже в Лейпциге…» Фридриха направили в школу Пфорта при монастыре. Методы преподавания здесь сохранились с XVI в. Воспитанники содержались вдали от семей, не видя никого, кроме учителей. За каждым учителем закреплено 20 учеников (богословие, греческий, латынь, еврейский). Учеба зиждется на установках гуманизма, протестантизма, дисциплины. Ницше давно желал сюда попасть. Учился он яростно: геология, ботаника, астрономия, латынь, военные и технические науки. Любимые авторы – Шиллер, Байрон, Гельдерлин. Когда ему исполнилось 17, его часто посещает грусть. Его зовут «маленьким пастором». Может, он перерос своих профессоров, поняв, что «древо познания не есть древо жизни»? Некая неведомая сила неудержимо и яростно влечет его в мир литературы и науки.[605]

Берлинские лачуги.

Ум Ницше созрел для решения мировых задач. Понимал ли он, что занятия философией могут потребовать от него жизни? Вероятно, да. И как можно, имея за собой только детское, наивное миропонимание, нападать на авторитеты двух тысячелетий, признанные самыми большими мыслителями всех времен?! Как можно, обладая только фантазиями и лишь зачатками идей, уйти от религиозной скорби и откровения, которыми проникнута история?! Разрешить философские проблемы, за которые человеческая мысль борется уже несколько тысяч лет, революционизировать верования, впервые поднявшие человечество на должную высоту, связать философию с естествознанием, не зная даже общих выводов ни той, ни другой, и наконец, построить на основах естествознания систему существующего, в то время как разум не понял еще ни единства всемирной истории, ни наиболее существенных ее принципов, – надо быть безумно смелым, пишет Ницше, чтобы решиться на это. Уровень привлекательности философии зависит не только от способности ответить на животрепещущие вопросы времени, но и от культурного и умственного багажа. Отправиться без компаса и проводника по океану сомнений – верное безумие и гибель для молодого ума. Большинство таких вот смельчаков погибло, и невелико число тех, кому удалось открыть новые страны. Философия представлялась Фридриху в виде Вавилонской башни! Выстроенная подобным образом, она неминуемо в конце концов рухнет и погребет под собой мысль народа. Надо ожидать великих событий в тот день, когда толпа поймет, что христианство не имеет под собой почвы.[606]

С ранних лет в Ницше поселились сомнения относительно роли Бога в обществе. Как с познавательной, так и с философской точки зрения такая постановка вопроса по крайней мере правомочна. Ни один из мыслителей не прошел равнодушно мимо Всевышнего (начиная с Платона, Аристотеля и Анаксагора). Ницше выбрал для своего «молота» цель в духе задач времени. Стремление утвердить в душах абсолютный атеизм, показать всю ложь веры в Бога (что мы видели уже у Фейербаха) стало палкой о двух концах. Один конец сокрушал всю эту надстройку, воздвигнутую хладными чиновниками от веры, извратившими учение, сделав оное «злобным, слащавым и печальным». Истинное учение Иисуса Ницше считал «сильным, радостным и возбуждающим». Из этих размышлений и родилась знаменитая книга «Так говорил Заратустра», названная современниками «антибиблией антирелигии». Вместе с тем, автор понимал: крушение Бога будет означать непоправимую катастрофу для многих. И это действительно оказалось так.[607] Ведь в жизни многих Бог – единственное утешение.