Народы и личности в истории. Том 2

"Следы немца", мы не раз убедимся, когда речь пойдет о культурном становлении и росте России, то и дело встречаются а различных областях русской науки, промышленности, культуры и образования. Мы старались, как сказал поэт, перенять "английский счет, французский блеск, немецкое упорство". Вспомним и строки из стихотворения А. Блока – "Скифы":

Мы любим все – и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все – и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений…
Мы помним все – парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады…

При всех его достоинствах немец лишен некоторых важных черт. Душа росла и развивалась в узких и тесных рамках мелких государств. Она разорвана и разобщена, как и ландшафт, среди которого она обитает, стеснена и приглажена. Немец – «фанатик человеческой деловитости». В книге «Европа и душа Востока» В. Шубарт (1897–1942) дал характеристику плюсам и минусам своего народа, назвав Германию «тюрьмой обязанностей» и «страной без души». Немец холоден сердцем, и эта холодность порой напоминает ледяной панцырь Антарктиды. Конечно, эта «сердечная очерствелость имеет и положительную сторону: она делает немца лучшим рабочим в мире». Но она же оставляет его абсолютно равнодушным к страданиям других народов. Считая себя вправе повелевать целыми нациями, они напоминают порой бездушных жестоких надзирателей. Методичность, усидчивость, организованность – все это может дать как плюс, так и минус. Немцы одинаково точно, тщательно и расчетливо выстроят великолепный автомобильный завод – или печи Освенцима. Всякие моральные, религиозно-нравственные или гуманистические оценки при этом не будут ими приниматься в расчет. И в том и в другом случае главное – Ordnung und strenge Disziplin (нем. – «Порядок и строгая дисциплина»). Немец настроен на борьбу, распри, завоевания, захваты и обособления. «Много врагов – много чести», – так гласит немецкая поговорка, украшающая лавровым венком всеобщую неуживчивость и страсть к раздорам. На старых крестьянских домах даже можно встретить такую надпись: «Святой Флориан, пощади наш дом, подожги другие!» Так думал немец, если он по деловым соображениям или по причине воспитания не выражал этого открыто (как отмечал в 1838 г. В. Шубарт). Чувство братства здесь в упадке, а доминирует чувство власти. Однако поскольку поджигать дома соседей-немцев строго запрещено законом (а всякий немец чтит закон больше всего на свете), то он гораздо охотнее разожгет пожар войны в соседней стране. Это отражается в проявлении немцами бури их национальных чувств.

Немец – самый взрывоопасный человек на Земле. Вся история его бытия напоминает паровой котел, где все время нарастает давление. Шубарт пишет: "Немецкое национальное чувство живет общей ненавистью. Оно по своей природе воинственно и исключает пацифизм. В мирных ситуациях оно очень скоро угасает и только под давлением ненависти просыпается вновь. Только в движении против чего-то вызывает оно мощные волны. Так было в 1813, 1870, 1914, 1933 годах. Национал-социализм тоже вырос как антисемитизм. Только в общем неприятии еврейства немцы осознали и нашли себя как таковые, или, по меньшей мере, так им кажется. Здесь наиболее четко проявляется протестующий характер немецкого национального чувства. В то время как русское мессианское сознание стремится к единению рода человеческого и более всего питается из идеи всеединства мира, – немецкое национальное чувство живет противоречиями между народами и угасло бы, если бы всемирное единение удалось. Отнимите у немцев общего врага, и они начнут враждовать друг с другом". Любовь к войне, вызывавшая у них "оргии восторга", ныне перестала быть символом освобождения немцев от цепей их человеческой неполноценности. Братские чувства лучше обретать не на полях битв, а в мирном общении.[693] Только в союзе с Россией и возможно существование демократической Германии.

Работа, Свобода и Хлеб!

Думаю, что и сегодня многие немцы относятся к атлантической Европе примерно так же, как об этом говорил в 1930-х гг. идеолог так называемой консервативной революции Ю. Эвола. «Европа потеряла свою простоту, она потеряла центр своей деятельности, она потеряла свою жизнь. Демократический недуг и семитский яд пропитали ее вплоть до самих корней, – они везде: в праве, в науке, в мышлении… Европа сейчас – это огромное шарлатанское месиво… Все это – плоды столь восхваляемой западной цивилизации».[694]