Читаем Народы и личности в истории. Том 3 полностью

Темы трагической любви нашли выражение и в творчестве Мондзаэмона Тикамацу (1653–1724), драматурга, которого современники величали «богом среди драматургов». Родившись в семье небогатого самурая Тикамацу (его настоящее имя – Нобумори Сугимори), он вскоре очутился в городе Киото, одном из трех главных центров культуры. Юноша служил пажом в аристократическом доме, жил в монастыре, учился торговому делу и вообще «носился по волнам городской жизни». Молодой человек всюду жадно впитывал культуру во всех ее проявлениях (поэзия, песни, театр, танцы). Семейство принадлежало к кругу интеллигенции (врачи, священники, поэты). Юноша проявил незаурядный дар драматурга. Он стал сочинять пьесы для народного театра Дзрури (плебейского театра). В таком театре действуют куклы под напевный сказ единственного актера-рассказчика. Японцы особенно ценят это искусство, ибо оно вбирает в себя богатство речи и тонов, игру слов и нюансов. Автор писал свои пьесы, чтобы можно было «почувствовать печаль без слов». Тикамацу писал для народа и для народных артистов. Одним из таких высочайших мастеров сцены был Саката Тодзюро. Сохранились его слова: «Какую роль ни играл бы артист Кабуки, он должен стремиться лишь к одному: быть верным правде», «Искусство артиста подобно суме нищего. Что ни увидишь, все запомни». На постановки пьес Тикамацу Мондзаэмона («Победоносный Кагэки», 1685; «Наследники братьев Сога», 1683; «Ночная песнь погонщика саку», 1708; «Гонец в преисподнюю», 1711; «Битвы Коксинги», 1715 и другие) собирались толпы народа. Затем он стал сочинять для театра Кабуки (живых актеров). Если в театре Кабуки властвовал актер, то в театре Дзрури – драматург. Успех пьес среди простых людей был столь велик, что знать сочла увлечение опасным. Самураям запретили посещать представления. Сначала были запрещены женские, затем юношеские труппы.

С тех пор в японских пьесах играют только мужчины.

Интерьер японского театра

Переехав из г. Киото в торговый город Осака, где, как говорится, «серебро рождало серебро», Тикамацу нашел тут прекрасный источник для пьес. Здесь можно было наблюдать купцов, ремесленников, женщин, проданных в дом любви. Порой судьбы героев были трагическими. В 1703 г. на сцене театра Такэмото-дза была исполнена «мещанская драма» Тикамацу «Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки». Так вот в Японии и родилась первая народно-гуманистическая драма. Гибель влюбленных всегда вызывает сочувствие у публики. Появились и пьесы вроде «Масляного ада», где главным героем был убийца. Специалисты ставят искусство Дзэами и Тикамацу в один ряд с великими драматургами – Калидасой, Софоклом, Кальдероном, Мольером, Шекспиром. Видимо, определенное влияние на японский театр оказали и комедии Лопе де Вега. К концу жизни Тикамацу создал порядка 90 исторических и 24 мещанских драм. Современники даже нарекли его «японским Шекспиром».[79]

Япония чувствовала необходимость тесных связей с Западом. В этом нет ничего удивительного. Они еще в VI–VII–VIII вв. вынуждены были пойти на выучку к чужакам. Японцы многое заимствовали у Китая. Это касается буддизма, философии, искусства и т. п. В эпоху Тан (VII в.) в Японию проник фарфор из Китая. Оттужа же он доставлялся в Индию, Иран, к арабам, а уже оттуда – в Европу. В работе Л. Мэмфорда читаем: «В середине XVIII в. Китай прислал в Америку первые обои, экспортировал фарфор, который в более богатых домах заменил оловянную и гончарную посуду… Эта специфическая примесь китайщины была одним из проявлений того сильного влияния, которое приобрел в XVIII в. проникший с Востока эклектизм».

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки по истории русской и мировой культур

Народы и личности в истории. Том 1
Народы и личности в истории. Том 1

В этом уникальном трехтомнике впервые в России сделана попытка осмыслить развитие мировой и отечественной культур как неразрывный процесс. Хронологически повествование ограничено тремя веками (XVII–XIX). Внимание автора сосредоточено преимущественно на европейских, американских и русских героях.В первом томе дается определение цивилизации, рассказывается о важнейших событиях Нового и Новейшего времени. Вы встретитесь с великими мыслителями, писателями, художниками, музыкантами, государственными деятелями – Англии, Нидерландов, Испании, Италии, Франции, Бельгии. Образы Галилея и Дж. Бруно, Ньютона и Коперника, Кромвеля и Карла I, герцога Альбы и Вильгельма Оранского, Рембрандта и Рубенса, Людовика XIV и Ришелье, Елизаветы и Помпадур, Мирабо и Робеспьера и т. д. помогут вам зримо и образно представить историю народов как ансамбль выдающихся личностей, событий и фактов.Издание включает богатейший иллюстративный материал и рассчитано на самую широкую читательскую аудиторию как в России, так и в странах зарубежья.Книга издана в авторской редакции.Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.Автор выражает глубокую благодарность и признательность депутату Государственной думы Федерального собрания РФ В.И. Илюхину за помощь в издании этого трехтомника.

Владимир Борисович Миронов

История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное