Народы моря

Не имеется никаких точных сведений о том, что у Пенузема II был сын Псусенн (II), нет и никаких доказательств того, что, даже если таковой отпрыск в династии жрецов и существовал, он имел дочь Макаре. Но предположение о том, что Псусенн II следовал за Пенуземом И, что он имел дочь Макаре и что, наконец, она вышла замуж за Осоркона I и родила сына Сосенка, ведет к путанице, в которой потомки меняются ролями и эпохами с предками. Считалось, что таким образом удалось установить порядок династий. В действительности же это единственная цепочка, связывающая ливийскую и последовавшую за ней эфиопскую династии с династией князей-жрецов, которая, как мы знаем, достигла расцвета при персах и существовала еще при первых Птолемеях. Поскольку Пенузем II исполнял обязанности при Птолемее I, его сын не мог быть тестем монарха, который царствовал более.шестисот лет назад.

Си-Амон

Мы одошли к последней фигуре в этом исследовании, посвященном реконструкции древней истории. В наше время в ходе многообразных попыток установить порядок царей и жрецов двадцать первой династии в конце перечня царей неизменно оказывался царь Си-Амон¹.

Это Си-Амон закрыл и опечатал царский тайник в Деир-эль-Бахри, но лишь после того, как разместил среди мумий древних фараонов останки Пенузема II, который сам перебинтовывал некоторые мумии древних царей. Это, вероятно, Си-Амон заменил останки жены Псусенна мумией «царя»Аменемопа в, могиле при храме Таниса. Скарабей из зеленого камня с именем Си-Амона был найден в вестибюле этой могилы, а «это равняется подписи»(Монте).

Пенузем И, сын Менхеперре, царствовал при Птолемее I (Сотере), и Си-Амон, должно быть, жил при том же самом царе или, что более вероятно, при его преемнике Птолемее II Филадельфе (285-246 гг. до н. а.). В то время как Птолемей I был царем-воином, его младший сын, которому он завещал трон за два года до своей смерти, был любителем роскоши и поклонником эллинской культуры. Филадельф женился на собственной сестре, следуя в этом отношении обычаю египетских царей, но при этом его отталкивала мистическая атмосфера национальных религиозных культов, и жизнерадостный культ Сераггаса во многом сменил древние культы Амона, Птаха и других божеств. Библиотека Александрии, основанная Птолемеем I, стала при Птолемее II огромным просветительским центром. Александрия, ставшая теперь столицей Египта, затмила Саис, Мемфис и другие города Дельты. Птолемей II был покровителем искусств.Живя при Птолемеях, Си-Амон должен был засвидетельствовать смену декораций. Египетская культура, хотя и самобытная, испытала влияние вторжения гиксосов, ливийского, эфиопского, ассирийского и персидского владычества, а теперь восприняла дух и стиль, который даже не являлся восточным. Если в прежние времена в Египте селились греческие наемники, сюда приезжали купцы, а философы, начиная с Солона, Пифагора, Геродота и Платона, ехали туда за знаниями, то теперь новый потек двинулся из Эллады в Египет, вызвав перемены не только в стиле жизни, но и в самой системе знании. Особенно это коснулось Александрии, которой суждено было скоро стать культурной столицей мира, заменив собой Афины. Это была не чисто греческая культура на землях, завоеванных Александром. Македонское завоевание обусловило распространение так называемой эллинистической культуры, совершенно отличной от эллинской: это была амальгама эллинства и восточных культур. Если же, однако, существовало место на всей территории, завещанной Александром своим соратникам, унаследовавшее сам дух Афин, то это была Александрия.

Египетские жрецы продолжали пребывать под покровительством царей. Были построены храмы в Ком Омбо, в Эспехе и в других местах, в архитектурном отношении не отличающиеся от храмов двадцатой династии. Эти храмы и их жречество получали большие доходы от своих феодов, от царских щедрот и от подношений мирян. Но древние ритуалы были подвержены влиянию духа эллинизма, и новое божество, Серапис, скоро стало верховным.

Хотя в оазисах существовало больше возможностей для сохранения освященных временем верований и предрассудков, эллинизм пронесся очистительной бурен и над пустыней. Культурные перемены в Дельте в определенной степени можно было бы сравнить с теми переменами, которые принес век Просвещения в Европу восемнадцатого века. Но при Птолемеях ощущался также и дух Версаля семнадцатого века, определенная индифферентность к религии, несмотря на преобладание представителей духовенства в политической и культурной жизни. Придворный мир был «величествен и распутен, интеллектуален и искусственен».