Он соскользнул на пол, не ожидая второго приказа. Никогда он не умеет вовремя остановиться, наш Джейсон. Всегда за ним должно быть последнее слово, последняя шутка, пусть она и лишняя. Я тревожилась, как бы этот пунктик не подвел его когда-нибудь под хорошую трепку. Или того хуже.
Ричард приподнялся на локте, медленно, будто не уверенный, что тело послушается.
— Не могу понять, то ли это было лучше всего, что мы делали, то ли хуже.
— Ощущение — как сочетание похмелья и простуды, — сказала я.
— И все-таки хорошо, — добавил Жан-Клод.
Я наконец села и тут заметила, что оба они подставили мне руку под спину, будто одновременно.
Я оперлась на эти руки, а не велела их убрать. Во-первых, меня трясло. Во-вторых, я не считала физический контакт неприятным. Все это время я пыталась вылепить из леопардов тесную и дружескую компанию, и пришлось мне учиться самой и тесноте, и дружеству. При этом мне пришлось понять, что не всякая рука помощи есть угроза моей независимости. А также, что не всякая физическая близость — западня или ложь.
Ричард сел первый, медленно, держа руку у меня на спине. Потом сел Жан-Клод, не убирая руки. Я ощутила, что они переглянулись. Обычно в этот момент я бы отодвинулась. Мы только что провели фантастический сеанс секса, метафизического или какого еще, и мне полагалось отодвинуться, закрыться. Тем более что все это на публике.
Я не стала отодвигаться. Рука Ричарда осторожно скользнула у меня по спине, по плечам. Рука Жан-Клода сдвинулась ниже, на пояс. Оба они притянули меня в изгиб своих тел, будто они вместе были огромным, теплым виниловым креслом с живым пульсом.
Некоторые говорят, что в тот момент секса, когда вы оба испытываете оргазм, ауры у вас рушатся и вы сливаете вместе свою энергию и самих себя. Во время секса общим становится многое, а далеко не только тело, и это одна из причин, почему надо осторожно выбирать, с кем это делать. И вот сейчас просто сидеть на полу — было что-то вроде этого. Я ощущала, как струится сквозь меня их энергия, как слабый ток, как дальний гул. Со временем, я не сомневалась, она станет бельм шумом, фоном, на который можно не обращать внимания, как мистический щит, о котором перестаешь думать. Но сейчас это было, будто мы всегда будем ходить, двигаться, жить в этом послесиянии соединения, не совсем в собственной коже. Я не стала их отталкивать, потому что не хотела. Да и бессмысленно. Нам теперь, чтобы сломать барьеры, не нужно было прикосновение. Это должно было напугать меня сильнее всего, но я не боялась.
В середину зала вышел Нарцисс, и на него упал слабый свет, разгораясь все ярче.
— Ну, друзья мои, как нам сегодня показали? — Аплодисменты, выкрики и шум. Нарцисс поднял руки, и публика затихла. — Я думаю, это был на сегодня оргазм наших ожиданий. — Взрыв смеха. — И наше представление мы отложим на завтра, потому что не сделать этого — бесчестно по отношению к тем, кто доставил нам столько удовольствия.
Женщина, стоящая еще в центре зала в халате, согласилась:
— Мне с ними не конкурировать.
Нарцисс послал ей воздушный поцелуй:
— Милая Миранда, это не соревнование — просто у каждого из нас свой дар. У некоторых дар более редкий, чем у других.
С этими словами он повернулся к нам. Глаза у него были светлые и странного цвета, и я не сразу сообразила, что это глаза его зверя. Глаза гиены, хотя, честно говоря, я не знаю, на что похожи у гиены глаза. Знаю только, что эти не были человеческими.
Он присел рядом с нами, оглаживая платье автоматическим непривычным жестом — у мужчин я такого не видела. Впрочем, раньше я не видела мужчин в платьях. Наверное, второе — причина, а первое — следствие.
Нарцисс понизил голос:
— Я бы хотел поговорить об этом с вами наедине.
— Конечно, — ответил Жан-Клод, — но сначала у нас есть другое дело.
Нарцисс наклонился ближе и понизил голос так, что нам тоже пришлось придвинуться к нему.
— Поскольку сейчас с ее леопардами два моих охранника, и ничего им потому не грозит, можем поговорить сейчас. Или надо было сказать «с вашими леопардами», ведь теперь то, что принадлежит одному из вас, принадлежит всем? — Он наклонился так, что почти касался одной щекой лица Жан-Клода, а второй — моего.
— Нет, — сказала я, — леопарды мои.
— И в самом деле, — ответил Нарцисс. Он повернул голову на долю дюйма, проведя губами по моим губам. Могло быть случайностью, но я сомневаюсь. — Ты не делишься всем?
Я чуть отодвинула голову, чтобы прервать прикосновение.
— Нет.
— Приятно знать, — шепнул он, подался вперед и прижался ртом к губам Жан-Клода. Я просто застыла, не зная, что делать.
А Жан-Клод знал. Он приложил палец к его груди и толкнул — не мышцами, а силой. Силой меток, силой, которую мы только что объединили. Жан-Клод зачерпнул ее так, будто делал это много раз уже, без усилий, изящно, уверенно.
Нарцисса отбросило от него приливом невидимой силы, которую я ощутила в своем теле.