Нарциссы для Анны

— С тех пор как я вошел в число доверенных людей Больдрани, дон Никола Пеннизи давал о себе знать. Я, в свою очередь, давал ему понять, что не исключаю возможности нашей встречи. Во мне нуждались многие. Недостаточно иметь деньги, чтобы перед тобой раскрылись все двери. Надо иметь деньги и нужного человека. Одним из таких людей был я. Пеннизи, чье положение было уже не так прочно, душу бы продал в обмен на нашего политика, который к тому времени сделался министром. И тут я дал ему знать, что готов вступить с ним в контакт.

— А почему он должен был верить тебе, — с сомнением спросила Анна, — зная, что он сделал твоей семье?

— Дон Никола не был наивным, но все повернулось так, что он поверил, будто моя мать унесла в могилу свою страшную тайну. Поставь себя на место этой бедной женщины. По логике мафиози, мой отец совершил ошибку. Просить за себя еще допустимо, но требовать справедливости для всех — это вызов. За это он и поплатился жизнью. Однако та же самая рука, что поразила отца, спасла сына. Ей оставалось лишь с этим смириться. Я знаю, что тебе это трудно понять.

— Да, — согласилась Анна, — это не очень укладывается в голове.

— К тому же мы с Больдрани распустили ложные слухи о наших с ним разногласиях.

— В самом деле, — вспомнила она, — было время, когда говорили о разладе между вами, даже вражде.

— Больше того, — уточнил Миммо Скалья. — Когда я приехал к Пеннизи, он был убежден, что я сошелся с ним, чтобы насолить твоему отцу. Я ему дал понять также, что хочу рассчитаться с ним за то, что он помог моей матери после смерти отца. Дон Никола был уже стар и немощен, но алчность не давала ему покоя. Шанс войти в команду министра действовал на него оживляюще, но, вовлекая политика в дела Пеннизи, я готовил конец обоим. Чтобы развернуться, им не хватало одного — денег. Поэтому я навел мост между банками Больдрани и предприятиями этих торговцев недвижимостью. Я убедил министра перевести свою долю в небольшой швейцарский банк на льготных условиях. Через два дня этот банк лопнет, и экс-президент останется у разбитого корыта.

— Я правильно тебя поняла? — спросила Анна.

— Ты поняла прекрасно. Это был план, разработанный твоим отцом и осуществленный мною. Мы все сделали, чтобы Пеннизи плохо кончил. Разорение стало для него возмездием. А наши деньги вернулись к нам вместе с доказательствами продажности министра.

Анна была ошеломлена.

— План блестящий, — признала она. — Но, как только министр поймет, что, помимо всего прочего, он еще и потерял свое состояние, разъярится, как зверь. Тогда уж он наверняка постарается доказать, что старик не мой отец.

— Возможно, и разъярится, — сказал Пациенца. — Но он только пыль поднимет.

— А эти злополучные письма, что они представляют собой?

— Это письма, которые Немезио написал Марии из Парижа в 1939 году. Их перехватила тайная полиция, и с них сняли копии. Некоторые оказались в руках Сильвии де Каролис, которая пыталась шантажировать старика, но в результате лишь отправилась в изгнание.

— Теперь я понимаю, что заставило его изменить свое мнение относительно нерасторжимости брака, — сказала Анна, задумчиво кивая. — Но что же такое в этих письмах, о которых знают все, кроме меня?

Миммо Скалья не смог скрыть своего замешательства. Он завертелся на стуле, взял в руку пузырек с чудодейственными каплями, но тут же снова поставил его на столик. Достал сигарету и жадно понюхал ее.

— Иной раз закурить, — с сожалением вздохнул он, — это большое психологическое облегчение.

Анна взглянула ему прямо в глаза.

— Дядя Миммо, — с ласковым укором сказала она. — Не води меня за нос.

Пациенца закинул ногу на ногу и сложил руки на коленях, подавшись вперед.

— Ты знаешь, что между нами полное доверие, — проговорил медленно он. — Но то, что я должен рассказать тебе — вещь чрезвычайно деликатная. Это история об интимных отношениях: речь идет о твоей матери.

— У нее были другие мужчины, кроме Немезио и старика? — встревожилась Анна.

— Да нет, — сказал он. — С чего ты взяла?

— Тогда, во имя всех святых, проясни это дело. Чтобы меня зачать, отец и мать должны были спать вместе. — Последовала длительная пауза. — Так ты скажешь мне или нет, что за чертовщина была в этих письмах?

— Там написано, — пробормотал адвокат, набираясь духу, — что в июле 39-го года, когда ты была зачата, твоя мать и Немезио тоже имели… ну… интимное сношение.

— Так это и есть доказательство, что я не дочь Чезаре Больдрани, — воскликнула Анна.

— Да нет, — возразил Пациенца.

— Но почему нет?

— Потому что в то же самое время твоя мать…

— Моя мать?.. — напряглась Анна, которая хотела знать всю правду.

— Твоя мать была и с Чезаре. Вот я тебе и сказал, — наконец-то освободился он от этой тяжести.

Анна побледнела и бессильно поникла в кресле.

— Это хуже, чем я думала, — проговорила она с тоской. — Нельзя доказать, что я дочь Немезио, но также нельзя доказать, что я дочь Больдрани. Одно несомненно — это то, что я дочь…

— Не надо, — прервал ее Пациенца.