Нарциссы для Анны

Смущенная случившимся, Мария покраснела, как угли, и готова была провалиться сквозь землю, лишь бы избежать взглядов публики, которая веселилась и продолжала аплодировать, чтобы побудить противников к схватке. А мать буквально сорвала ее с места, схватив за руку, и бросилась к выходу, чтобы увлечь как можно дальше от этой пыльной арены, где наглый циркач, бесстыдный мошенник смеялся над дочерью, выставляя ее на всеобщее обозрение.

— О мое нежное, волшебное видение, которое исчезает в пустоте ломбардской ночи, — несся ей вслед печальный голос Немезио Мильковича, — позволь мне закончить спор с этой грубой скотиной, и тут же я буду у твоих ног в роскошном саду, где цветут красота и поэзия.

— Карабинеров тут не хватает, — ругалась Вера, — а не поэзии. Позор! В мое время ни один мужчина не осмелился бы на такое.

Они быстро, почти бегом прошли дорогу, которая отделяла их от дома, а когда добрались, мать сказала Марии:

— С сегодняшнего дня по вечерам будешь сидеть дома. Две одинокие женщины, без мужчины, который их защищает, быстро наживут себе дурную репутацию.

Решив, что на этом инцидент исчерпан, она пошла спать и крепко спала всю ночь.

Мария же не сомкнула глаз. Она слушала, как медленно течет время, отбиваемое на далекой колокольне, как затихает улица, оживляемая лишь звоном трамвая, и всю ночь не могла уснуть. В груди ее в тот момент, когда циркач смотрел на нее, словно зажглось какое-то пламя. Она чувствовала, как какое-то жгучее, сладкое чувство, доселе неведомое ей, неодолимое, как водоворот, увлекало ее в неизвестное. Ей не удавалось найти связь между юношей, красивым, как ангел, и тревожными симптомами непонятной болезни, которая вызывала у нее бессонницу и дрожь, но связь эта существовала.

Выйдя на следующее утро из дома, Мария не чувствовала тяжести бессонной ночи; ей хотелось петь, танцевать, обнимать людей на улице и здороваться со всеми грациозным и ироничным поклоном, как это делал на ее глазах Немезио Милькович, этот выросший среди гор Сербии удивительный и загадочный Урсус.

— Так вот он, этот сад, где цветут красота и поэзия! — Словно дух, возникший из ничего, Немезио вдруг встал у нее на дороге и, сняв шляпу, приветствовал ее ослепительной улыбкой. Большие зеленые глаза парня блестели от восхищения и нежности к ней.

— Но вы, — начала Мария, — вы… — И не нашла других слов, чтобы выразить свое удивление.

— Я здесь с первых лучей зари, — объяснил он, — но если б я не боялся быть назойливым, то мог бы бодрствовать перед вашей дверью всю ночь. — Он был очень элегантен в светло-сером спортивного покроя костюме и мягких туфлях без каблуков.

Мария тоже улыбнулась и вдруг почувствовала себя так легко и свободно, словно это была самая естественная вещь на свете: встретить этого человека на улице и прогуляться немного с ним.

— Мне не разрешают разговаривать с незнакомцами на улице, — тем не менее сказала она.

— А разве мы незнакомы? — весело удивился Немезио. — Я даже вашу мамочку знаю. Правда, она, похоже, не жалует меня.

Мария засмеялась, вспомнив вчерашнее. Ей было весело, и все это казалось очень забавным теперь. Она едва удержалась, чтобы не покружиться, как девочка, которой хочется показать свое новое платье, развевающееся колоколом, и длинные волосы на ветру. Это было легкое ситцевое платье, очень простое, в широкую синюю и белую полоску, но она в нем нравилась Немезио, и потому платье ужасно нравилось ей самой.

Они шли, не чувствуя времени, ничего не замечая вокруг; им казалось, мостовая движется, как река, а они неподвижны, шагая рядом, обмениваясь взглядами, брошенными украдкой, и время от времени касаясь друг друга плечом.

— А кстати, — спросила Мария, обнаружив в себе неожиданную смелость, — как вы узнали, что я живу на корсо Верчелли и хожу на работу по этой улице?

— Это секрет, — прошептал он, приложив палец к губам.

— А куда мы идем? — удивилась Мария, заметив, что уже несколько минут идет совсем не по той улице, которая вела в шляпный магазин.

— Ко мне домой. — Он был ласков и нежен, он внушал ей доверие, и она ничуть не боялась его.

— Вы шутите, — сказала она, — я ведь понимаю, что вы шутите. А как кончилось дело вчера с тем великаном?

— Думаю, что после вчерашнего он еще не пришел в себя, — ответил Немезио легкомысленным тоном, не собираясь хвастаться своей победой.

— Он был втрое больше вас, — удивленно заметила девушка.

— Великий Голиаф тоже был втрое больше маленького Давида, — объяснил он, доверительно беря ее под руку.

У него всегда был ответ наготове, и это ужасно нравилось ей — иначе как она могла объяснить себе, отчего это она невольно следует за ним, хотя ей нужно совсем в другую сторону.

— Мне пора возвращаться, иначе я опоздаю на работу, — с некоторым сожалением извинилась она.

— Нет, Мария, ты не ошиблась дорогой. Погуляем еще немного. — Он назвал ее по имени, и в его устах это прозвучало, как ласка. — Мария, красивая, прелестная Мария — ты не могла носить другое имя! — Он ласкал ее голосом и взглядом, он нежно жал ее руку, а она делала вид, что не замечает, потому что уже не могла противиться ему.