- Да… А ночью мы бы смотрели на звезды. И не было бы больше ничего кроме нас, воды, неба и этих звезд на нем, - поддержал Саша.
- Жаль, что мы не можем этого сделать, - сказала Юля. Ей действительно было очень жаль.
- Почему не можем?
- Потому что есть еще Марина и Владимир Николаевич, и они будут волноваться за нас. Я не хочу, чтобы они испытали то же, что и я сегодня в парке… – тихо договорила Юля и смутилась от этого воспоминания.
Саше самое время было посмеяться над ней, но он не смеялся. Он смотрел на нее со смесью нежности и удивления.
- Мне странно, Юля, что ты вдруг забеспокоилась о других. Ты нарушаешь наше правило поведения эгоистов.
- Ты тоже все время его нарушаешь, - возразила Юля. – Кто уговорил меня ради Марины приехать сюда?
Саша усмехнулся:
- Каюсь, виноват. Выходит, мы с тобой оба уже не такие эгоисты.
- Выходит, что так.
И они вновь замолчали, задумавшись об этом. Они оба хотели забыть о своих обязательствах перед кем-либо и просто плыть. Не задумываться о географии, не задумываться о мире и плыть, плыть и плыть. Согреваться пледом, смотреть на звезды или говорить всю ночь напролет. Или молчать.
- Но мы ведь всегда сможем сделать это потом, правда? – тихо спросил Саша, и Юле не нужно было объяснять, что он имел в виду. – Когда все закончится, когда мы сделаем все, что зависит от нас, и если мы останемся после этого живы, мы можем так и сделать. Уплыть, уехать, не важно, но…
- Мы сделаем это, - перебила его Юля, чувствуя страх и неуверенность, поселившиеся в его голосе. – Мы обязательно так и сделаем.
«И мы больше никогда не расстанемся», - хотелось добавить ей, но она не могла сказать таких слов. Эти слова рвались из ее сердца, но натыкались на непробиваемую стену дневного света. Это были слова, которые позволено говорить только ночью, ибо только ночью они имеют силу, только ночью их можно сказать искренне и не выглядеть при этом глупо.
Поэтому Юля молчала. И поэтому Саша молчал.
Согревающего действия кофе хватило всего на полчаса, и они снова почувствовали, как пронизывающий ветер с воды вымораживает все внутренности даже через плед.
- Нужно поворачивать обратно, - медленно произнес Саша. – А то пока вернемся, совсем окоченеем.
- Да, - согласилась Юля.
В конце концов, все когда-нибудь заканчивается. И хорошее, и плохое. Подошла к концу и их речная прогулка. Смутное ощущение дежа-вю буравило Юлину душу, но она ничего не могла вспомнить, она не улавливала связи между тем, что чувствовала сейчас и тем, что чувствовала когда-то давно, восемь лет назад. Только ощущение бесконечных потерь было вечным, всегда было вечным.
Но Юле внезапно стало легче, когда она подумала о том, что она не вернется одна в свою пустую квартиру. Она придет домой вместе с Сашей, и они зажгут в квартире свет, отчего сразу станет уютно и тепло. А потом она приготовит ужин и позовет в гости Марину и Владимира Николаевича. А вечером они с Сашей будут валяться в кровати и ломать голову над примерами из учебника по высшей математике. И от этого в груди снова становилось тепло, как будто она только что опять выпила горячий кофе.
Она больше не будет одна.
========== 45. Мертвые годы ==========
Саша стоял на пустом перроне и тупо смотрел на исчезающую точку удаляющегося поезда вдалеке. Его руки безвольно повисли, сумка валялась рядом.
«Какой же я идиот, идиот, идиот, - стучало в мозгу. – Как мог я даже не спросить ее имени? Как я теперь найду ее, ведь она уехала неизвестно куда!».
Он не знал, сколько так простоял, пока не пришел в себя. Он с трудом вспомнил, что нужно идти на автовокзал и пересаживаться на автобус. Катюша говорила, что если он не успеет на семичасовой автобус, ему придется торчать на вокзале аж до двенадцати.
Но, Господи, кого это волнует теперь? Кого это волнует?
А потом Саша поднял свою сумку, водрузил ее на плечо и как пьяный поплелся на вокзал. Позднее он обнаружил, что простоял на перроне, глядя в никуда, около двадцати минут.
Уже в автобусе Саша очнулся окончательно. Восходящее солнце освещало своими длинными желтыми лучами пейзажи, которые они проезжали. Солнечные лучи отрезвляли его, рассеивая дурман ночи. И Саша наконец-то начал соображать, куда он едет и зачем. Он пытался воскресить перед глазами образ девушки, которую не видел пять лет и по которой безумно, отчаянно соскучился, но вместо лица Катюши видел лицо незнакомки из поезда. Он даже боялся, что увидев Катюшу, забудет лицо этой девушки. А если он забудет ее лицо – единственное что у него было, это значит, что он действительно никогда уже ее не найдет.
«Ты едешь туда, чтобы увезти Катюшу у ее мужа», - напомнил чей-то незнакомый голос в голове.
Но теперь, при свете дня, теперь, после этой встречи в поезде, мысль о том, чтобы забрать Катюшу, казалась Саше такой дикой, что он усмехался, а на глазах выступали бессильные слезы.
«Что же я наделал, кретин?».