— Подумай о своем Ренате, — да таким тоном, что по спине пробегает холодок.
Я замираю. Схватившись за ручку двери, оборачиваюсь.
— Что это значит?
— Я знаю всю подноготную этого парня. Когда ест, когда пьет, где служит, с кем спал и с кем дружит. Всю, Вика. И если ты не хочешь, чтобы уже завтра твоего Рената выкинули со службы пинком под зад, то сделаешь то, что я тебе сказал.
— Это шутка такая?
— Хочешь проверить? У меня скверно с чувством юмора.
— Ты не посмеешь…
— Я в этом городе власть, и будет так, как я сказал. Нравится тебе это или нет. Я уже и так дал тебе слишком много свободы, Виктория, и во что это вылилось? Ты меня опозорила. Больше я такой промашки не допущу.
— Я не верю… — охаю, чувствуя, как стремительно улетает в пятки сердце, падает, разлетаясь вдребезги. — Нет, — машу головой. — Нет, ты не сделаешь этого!
— Швец потеряет не просто свое место, я перекрою этому парню кислород и не дам жизни в этом городе. О госслужбе он может забыть. О военной пенсии и выслуге лет тоже. Потеряет не только работу, но и звание. Окажется грузчиком в соседнем супермаркете, и вот интересно, зная, что это случилось стараниями твоих рук, он все так же будет тебя, как ты уверяешь, любить?
— За… что? — выдавливаю из себя скрип со вздохом. — За что ты со мной так?! Что я тебе сделала, что ты так меня ненавидишь?! — наворачиваются слезы и прихватывает до боли сердце. — Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива?!
— Он тебе не ровня. Не по статусу, Вика.
— Глупости! Двадцать первый век на дворе, да кому нужен этот статус?!
— Разговор закончен. Я это делаю тебе же во благо. Однажды ты еще скажешь мне спасибо, что спас от такого неправильного романа.
Не представляю, каким нужно быть черствым человеком, чтобы так прямо и так уверенно смотреть в глаза собственной дочери, которой ты только что разрушил жизнь. Снес все мечты и надежды подчистую. Он знал, на что давить. Статья была просто дурацким предлогом. Я стала неуправляемой и попыталась вылететь «из-под крыла». Меня снова ткнули носом в собственную беспомощность.
— Я. Тебя. Ненавижу, — шепчу, чувствуя, как градом льют слезы по щекам, держаться уже нет никакого смысла, меня трясет, как в припадке. — Не-на-ви-жу!
— Ты мне уже это говорила. Повторяешься. Иди к себе и хорошенько подумай, насколько сильно ты любишь этого парня, — звучит будничным тоном. — Готова ли ты забрать у него десять лет жизни, которые он потратил на собственную «блистательную» карьеру, ради своего «хочу».
Смена выдается нервной. И не потому, что за одну ночь аж три выезда, а потому что ясноглазая молчит. После ее голосового, где она сказала, что необходимо смотаться домой к предкам, Вика пропала из моего «эфира». Ни днем, ни вечером, ни ночью она не написала и не позвонила сама. Более того, она не ответила ни на один мой звонок, хоть и была «в сети».
Уже в начале второго ночи я не выдержал. Написал ей, что сижу, как на измене, умоляя дать хотя бы знать, что она жива и здорова. На что мне прилетело:
Все.
Когда «потом»? Что произошло? Почему девчонка замолчала? Не понимаю, что происходит!
В отряде тоже витает напряжение. Между мной и Фомой, которому в прошлую смену я от души заехал в глаз. До сих пор ходит, фингалом светит. Ибо не хер раздавать мои адреса направо и налево!
Егорыч отмазывался и каялся, что Светка убедила его, будто у нас отношения. Но это не меняет того, что прежде чем кидаться моими контактами, нужно было позвонить мне. Язык и мобильник именно для этого и созданы, черт побери!
Короче, отвратительный рабочий день. Я максимально заведен. Домой после суток лечу, как в задницу ужаленный. Отмазываюсь у Самсонова от утренней тренировки и уже в начале девятого вваливаюсь в квартиру, откидывая на тумбу ключи.
Сердце грохочет, как ненормальное. Пульс лупит по вискам. Меня мотает и крутит. Кидает от страха до раздражения и обратно. Ощущение, что надвигается какой-то тотальный пздц, не покидает со вчерашнего сообщения от Вики.
Я даже не разуваюсь и не скидываю куртку. Сразу прохожу в комнату…
Да, как я и предполагал. Не может в моей жизни все быть сладко. Хочется взвыть! Вики нет. Кровать заправлена. Судя по оставленной на кофейном столике новой гирлянде, которую она собиралась вешать, домой она после поездки к родителям не возвращалась.
Что за херня?!
Лезу в карман за телефоном и быстро пробегая по списку исходящих набираю Вику.
Слушаю, как баран, гудки. Ответа нет.
Перезваниваю. Снова, и снова, и снова.
Тридцать. Именно столько у меня светится неотвеченных исходящих вызовов — молчит.