Я достаточно хорошо успела узнать его за время наших отношений. Да. Какие уж тут шутки? Варианта два: либо я ухожу сама, либо Ренат просто выставит меня за дверь, как щенка за шкирку.
— Ты уверен?
Чувствую себя жалко. Ренат молчит.
— Ясно. Прости за потраченное время.
Я прохожу мимо замершего в дверях Красавчика. Скрипя зубами, заставляю себя не смотреть в его сторону. А в нос ударяет его любимый парфюм. Щекочет, прошибая до самого нутра.
Сердце долбит на разрыв, когда я стаскиваю с вешалки свое пальто не по сезону. Плечики падают, я не обращаю на них никакого внимания. С остервенением запихиваю руки в рукава. Каждое новое «тук-тук» отдается в мышцах. Внутри закипает злость. Она шипит и беснуется. Я хватаю кроссовки, натягивая на ноги. Медленно поднимается обида. Она противно скребет своими когтями по душевным ранам, заставляя морщиться от боли. Я знаю, что я виновата.
Но, черт!
Лезу в карман и достаю дубликат ключей, которые дала мне Роза. Оборачиваюсь. Собираясь вернуть связку законному владельцу. Тяну руку, вскидывая взгляд, требуя, чтобы Ренат подошел.
Он подходит. В тот момент, когда я уже почти разжала кулак, опуская нагретый своей ладонью металл на ладонь парня, меня… да. Меня, мать твою, прорывает! С губы срывает всхлип, а на выдохе:
— А знаешь, хрен тебе, красавчик! — рычу, лицо Рената вытягивается от такой резкой перемены в разговоре. Я отшвыриваю ключи на тумбу, игнорируя протянутую им ладонь. В обуви залетаю обратно в комнату.
Каждый шаг, как удар молотком по вискам. Пульс шарашит, сердце выпрыгивает, меня все уже не на шутку трясет, а ноги подгибаются в приступе ярости. Оглядываюсь…
Быстрее, чем успевает сообразить мозг, ноги несут меня к стремянке у окна.
Хватаю лестницу. Мешает! Запинаюсь, больно ударившись коленкой. Простреливает аж до темных кругов в глаза. К черту! Отшвыриваю стремянку, та с грохотом приземляется на пол. Задевает собой горшок с цветком, и тот, опрокидываясь, с хрустом разбивается пополам. Злорадная часть меня победно ликует. А руки тянутся дальше.
— Какого хера ты творишь?!
Не слышу.
Не слушаю.
— Вика!
Даю выход накопившейся внутри злости! Дура-дурой, вообще не соображаю. Похрен! Ладони впиваются в мягкую ткань постиранных мною штор.
Цепляюсь, судорожно сжимая пальцы до боли в костяшках и всем своим весом, в пятьдесят килограмм, наваливаюсь на гардину. Дергаю.
Я делаю новый рывок. Со всей дури! Слышу, как рвутся петли на шторине, но она до сих пор висит вместе с моей гирляндой и даже не думает падать!
Начинаю дергать снова, и снова, и снова.
— Зараза! — шиплю.
Раздается треск. На этот раз не ткани, а…
— Ясноглазая, блть! Тормози!
Я замираю, вскидывая взгляд. Испугаться не успеваю, крепкая рука Швеца обвивает меня за талию, дергая на себя. В последний момент оттаскивая от окна, где злосчастная гардина не выдерживает моего напора и… падает.
Я взвизгиваю, прикрывая машинально голову руками. Пластмассовая штуковина с грохотом приземляется на прикроватную тумбу с одной стороны и… на полку с фотографиями с другой. Сердце делает последнее «тук».
Гадина-гардина проскальзывает по полке, задевая первую от окна фоторамку. Та падает и цепляет вторую. Вторая третью, и так по цепочке. С каждым ударом стекла о полку я морщусь сильней. Последняя стоит на самом краю и, когда до нее доходит очередь, на наших глазах, она, скинутая, летит вниз. Встречаясь с полом, стекло со звоном бьется вдребезги.
Кажется, это фотка Рената с Розой. Упс…
И все бы ничего. Но, для полноты картины, гирлянда вылетает из розетка. Последняя начинает с шипением искрить. Момент, и свет во всей квартире тухнет. Погружая нас в непроглядную темень новогодней ночи.
— Пздц, — выдает многозначительное Швец.
Мхм…
Глава 35
В квартире устанавливается тишина. Я стою, боясь подать признаки жизни. Ударенное о стремянку колено ноет. Ренат все еще крепко держит меня за талию, прижимая спиной к своей груди. Мое сердце испуганно молчит. Его же летит со скоростью света. Дыхание красавчика согревает мою макушку, а прикосновения пьянят хлеще выпитого бокала шампанского.