Нарушая правила (СИ)

Честно, даже себе не могу объяснить, какой черт меня в этот момент дернул за поводок. Но подскочила я, как ужаленная. Нашарила глазами в комнате ноутбук Красавчика, все еще плохо понимая, что творю. В пару кликов открыла сайт авиакомпании, которой через два с половиной часа Ренат улетает…

По телу прокатилась дрожь. От макушки до пят охватило волнение вперемешку с предвкушение. Безумие, Вика! А с другой стороны — почему бы и… да!

Ренат

— Ренат, ты уже выехал в аэропорт? — басит в трубку отец.

Я включаю поворотник, перестраиваясь в крайний левый ряд, и только тогда кидаю:

— Уже минутах в сорока от него. Что-то стряслось?

— Уделишь пять минут старику? Есть разговор.

— Ну, если только пять, — перехватываю телефон другой рукой, бросая взгляд на наручные часы. — Два часа до вылета. Опоздать не могу. Сам знаешь.

— Надолго я тебя не задержу, не переживай.

— Окей.

— Встретимся в кафе, адрес скину сообщением.

— Принял.

Отбиваю вызов, на телефон тут же падает смс с геолокацией. Навигатор показывает десять минут езды — плюс-минус. Сойдет. Тем более мне по пути.

Интересно, что за разговор на «пять минут» у отца ко мне утром первого января? По поводу нас с Ясноглазой? Если он собрался устроить мне очередную головомойку — даже слушать не стану. Сутки на ногах, в растрепанных чувствах, мне не до его нравоучений.

До кафе, где отец назначил встречу, долетаю даже быстрее, чем пророчил навигатор. Паркую машину и выхожу из тачки. Игорь Антонович уже на месте. Сидит у дальнего столика с чашкой кофе.

Я отмахиваюсь от официанта, выскочившего мне наперерез с меню и падаю напротив отца, даже не снимая куртки. Времени реально в обрез.

— Привет, пап.

— Привет, сын.

Пожимаем друг другу руки. Со стороны посмотреть — как не родные. Однако у нас никогда не было по отношению друг к другу особо теплых чувств. Есть и есть. Может, оно и хреново, но такой формат отношений у нас не за день выстроился. Годы взаимных обид делают свое дело.

Не вовремя на ум приходит разговор с Ясноглазой, случившийся в пороге. Дети. Возможно, и я очень на это надеюсь, у нас тоже скоро будут дети. Ладно, если не скоро, то точно «однажды». До сегодняшнего утра я так далеко даже не думал, но сейчас понимаю, что хочу. Готов. Я точно знаю, что буду хорошим батей. А Вика самой лучшей в мире мамой нашему сыну. Или дочке? Да все равно. Можно сразу двойню…

— Надеюсь, Виктория до тебя добралась вчера? — интересуется отец с легкой улыбкой.

— Добралась. Спасибо, — говорю искренне, понимая, что, если бы он не вмешался, вряд ли бы Ясноглазая решилась на свой отчаянный «побег». Даже и при участии Розы.

— Без проблем.

— С ее отцом будут проблемы?

— Ай, — отмахивается генерал, — побрюзжит, помыкается и прижмет свой политический зад. Он знает, что со мной связываться опасно. Марк, может, и с гнильцой, но за свою шкуру трясется. Ему сейчас скандалы не нужны.

— Может, мне надо было самому с ним переговорить, как считаешь?

— Не сейчас. Пусть остынет.

— Ладно, — киваю. — Понял.

Мы замолкаем. Часики тикают. Отец тянется к чашке с кофе, я оглядываюсь. Так, чисто чтобы занять чем-то повисшую неловкую паузу. Сложно не заметить витающее между нами напряжение.

В кафе уютно, но совершенно пусто. Не удивительно. Утро первого января. Странно, что оно вообще сегодня работает. Бармен вон у стойки носом в кофемашину клюет, а официанты явно были бы рады сейчас похмелиться, а не натирать тарелки.

— Так, — тяну, когда пауза затягивается, — ты об этом хотел поговорить? О нас с Викой?

— Не совсем. Но если тебе есть, что мне по этому поводу сказать — всегда готов выслушать.

— Нет. Кроме того, что я люблю ее, вряд ли тебе что-то нужно знать еще о наших с Ясноглазой отношениях, — звучит довольно резко.

Отец кивает потеряно.

— В общем, пап, опаздываю, — делаю движение, собираясь встать. — Я пойду.

Отец почесывает подбородок и тормозит своим:

— Ренат, сынок, я хотел сказать… — замолкает.

Да, ему, как и мне, не особо даются красивые речи. Косноязычие — это у нас семейное. Но меня удивляет другое. Не заминка отца, а прозвучавшее из его уст «сынок». Совсем не свойственная ему манера обращения. Тем более ко мне.

Сажу свою задницу обратно на стул:

— Что ты хотел сказать?

— Наверное, пришло время решиться уже, — явно чувствует себя неловко Игорь Антонович.

— Решиться на что?

— Попросить у тебя прощения, — наконец-то перестает гулять взглядом по улице за окном генерал Шевченко, поднимая на меня взгляд. По его глазам никогда не понять, что творится у него в душе. Многолетняя выучка держать лицо в любых обстоятельствах и сейчас не дает сбой. Однако что-то в тоне папы настораживает. Надломленность может?

— Прощение? — развожу руками. — За что?

— За то, что бросил вас с матерью, когда ты так во мне нуждался. За то, что тебя бросил. Я сожалею. Я должен был повести себя по-другому. Знаю.

За грудиной давит. Я выдыхаю, откидываясь спиной на спинку стула.

— С чего ты сейчас решил завести этот разговор?