Единственное, что не советовал Мак, так это забираться дальше Форт-Уорта. Хотя вокруг Далласа располагалось много ферм, но все же этот район находился в опасной близости от территорий, контролируемых индейцами. По мнению Мака, им не стоило особенно доверять. Огненная вода могла заставить их забыть о любых договоренностях. Следовало также помнить о команчах, у которых жажда крови просыпалась и без помощи огненной воды.
Но с переездом пришлось повременить. Альваро Портез неожиданно слег. Сначала пошел разговор, что он подхватил холеру. Подобный слух вызвал в поселке достаточно серьезное волнение — многие жители боялись холеры больше, чем индейцев. И вскоре Энди О'Брайен и Пит Форд собрали свои пожитки и ушли прочь.
Но у Альваро Портеза не было ни холеры, ни чумы. Неизвестное желудочное заболевание изнуряло его до такой степени, что в какой-то момент Мэтью показалось — старик на краю могилы. За ним по очереди ухаживали Эмилио и Диего. Луиза и близко не подходила к отцу.
Мэтью навещал дядю каждый день, но разговор их не шел дальше нескольких обычных, заурядных фраз.
— Как дела?
— Лучше.
На следующий день.
— Как дела?
— Все началось опять. — Имелось в виду расстройство желудка.
Еще через день.
— Как дела?
— Какая разница, я хочу умереть.
Однажды Альваро взглянул на Мэтью и прошептал:
— Попроси Луизу, пожалуйста, чтобы зашла.
Вот тогда Мэтью и решил, что дни дяди сочтены. Но когда он передал его просьбу Луизе, то услышал в ответ решительное «нет».
— Но, Луиза, он умирает.
— Ничего подобного, он не умрет. Чтобы его убить, одного поноса маловато.
Альваро Портез не вставал с постели два месяца, а когда, наконец, смог подняться, выздоровление шло очень медленно. Большую часть времени он проводил за чтением в гостиной или следил в окно, как по двору прогуливают его лошадей.
Когда Луиза, не без ехидства, заметила, что выздоровление подозрительно затягивается, Тилли передала ее слова Мэтью.
— Луиза считает, что он намеренно представляется больным, чтобы задержать тебя здесь.
Мэтью не стал спорить и говорить, что не верит в подобные хитрости старика.
— В таком случае, он напрасно тратит время, — высказался он. — И если ему, правда не так уж плохо, то не знаю, как он может притворяться и спокойно сидеть в своем кресле, глядя на лошадей. Неужели его не тянет вскочить в седло. Для него в лошадях вся жизнь.
Недели складывались в месяцы. Их дом был достроен и оказался очень удобным. Тилли он нравился, но она радовалась бы еще больше, если бы не видела в окно находившееся неподалеку ранчо.
Дом состоял из гостиной, столовой с примыкавшей к ней кухней, и двух спален с туалетом по соседству. Наверху была одна большая комната, где стояли две детские кроватки и кровать Кэти. Одновременно эта же комната была местом игр и занятий.
Несмотря на бурное знакомство, дети подружились и были почти неразлучны.
Хотя первые две недели оказались очень трудными. Девочка по ночам плакала и звала мать. Но постепенно она привыкала и стала воспринимать Тилли, как новую маму. Удивительнее всего было то, что Тилли также привязалась к ребенку и уделяла ей не меньше внимания, чем Вилли. Но с Мэтью все обстояло иначе. Он никогда по своей воле не прикасался к девочке. Когда Жозефина, подбадриваемая Вилли, бросалась к нему с криком: «Папа», он под любым предлогом старался избегать того, чтобы приласкать ее. Когда Тилли говорила ему, что это несправедливо, он неизменно отвечал, что не испытывает к девочке никаких родственных чувств и не может себя пересилить.
Снова наступил ноябрь. За прошедший год они всего три раза получали известия из дома. И вот опять пришла почта. Тилли сидела в углу обитой шкурами деревянной скамьи. Мэтью расположился на полу на медвежьей шкуре, вытянув ноги в сторону камина, где на решетке жарко горели дрова. Каждый читал свои письма. Но вот они одновременно повернулись, и в один голос сказали друг другу, радостно смеясь: «Они поженились».
— Жаль, что меня там не было, — Мэтью облокотился о скамью, на которой сидела Тилли. — Прошло уже три месяца со дня их свадьбы. — Он еще раз пробежал глазами письмо. — Чувствуется, что настроение у него неплохое, — заключил он.
— Так и должно быть. Анна такая милая девушка и любит пошутить. Послушай, что она пишет. — Тилли взяла письмо и прочитала Мэтью отрывок: — Тафта, из которой было сшито мое платье, стала от времени такой жесткой, что как-то странно шуршала, и казалось, это стучат в стекло ночные бабочки. Когда я шла к алтарю, мне в голову пришла мысль: «А если бы все эти бабочки сразу ожили и я бросилась бы бежать?» Меня так и тянуло рассмеяться, но я вместо этого покашляла, и шедший со мной рядом лорд Бентли посмотрел на меня с участием. Представь, что тебя ведет к алтарю лорд!