Нарушенное время Марса

Из-за края печки появились глаза, какая-то тварь подглядывала за ними, пока они лежали рядом в темноте. Она отложила свой клей, ножницы и журналы, бросила все, чтобы посмотреть на них, жадно смакуя и пожирая глазами каждый удар, который они совершали.

— Уходи, — простонала девушка. Но тварь осталась на месте. — Еще, опять прошептала девушка, и тварь засмеялась. Она не прекращала смеяться все время, пока девушка и тяжелая туша, прижимавшаяся к ней, продолжали свои движения. Они не могли остановиться.

Габлдай, меня еще, — говорила она, — габлдай меня, вложи свой габбиш в меня, в мой габбиш, о, ты, Габлер! Габлдай, габлдай, мне нравится галбдать. Не останавливайся! Габл, габл, габл, габл, габл…

Сажая вертолет И-компании на посадочную площадку Общественной школы, Джек Болен мельком бросил взгляд на Манфреда, пытаясь угадать о чем тот думал. Погруженный в свои мысли, Манфред Стинер невидящим взглядом смотрел в пространство, лицо его искажалось гримасами, вызывавшими отвращение у Джека и вынуждавшими его как можно реже смотреть в сторону мальчика.

Почему он не может справиться с мальчишкой, гадал Джек. Дорин совершенно права, Манфред уже в его голове, и неустойчивые, шизофренические аспекты его собственной личности задеты помимо его воли;

Джек не понимал, как ему вырваться из ситуации, кроме того, было уже слишком поздно что-либо предпринимать — время словно перестало существовать, и он навечно прикован к несчастному немому созданию, которое только и занимается тем, что ковыряется в собственной жизни, снова и снова исследует свой патологический личный мир.

Джек поглощался каким-то слоем мироощущения Манфреда, что, очевидно, вызвало постепенное разрушение его собственного восприятия мира.

«Сегодня вечером… — думал Джек. — Так или иначе, нужно дождаться вечера. Я должен потерпеть до встречи с Арни Коттом. А потом я смогу выбросить из головы все это, вернуться в свое собственное пространство, свой мир, мне никогда больше не следует общаться с Манфредом Стинером. Ради бога, Арни, спаси меня», — думал он.

— Мы — на месте, — сказал он после приземления вертолета. И выключил мотор.

Манфред сразу ринулся к двери, полный страстного желания выбраться наружу.

«Так тебе, оказывается, не терпится увидеть это место, — подумал Джек, — интересно почему?» Он встал и открыл дверь вертолета; Манфред сразу же выскочил на крышу и, как будто сердцем чувствуя дорогу, побежал по наклонному спуску.

Пока Джек выбирался из кабины, мальчик уже исчез из вида. Он и сам спустился по пандусу и вошел в школу.

«Дорин Андертон и Арни Котт, — мысленно произнес Джек. — Два человека, означающие для меня все, друзья, с которыми я общаюсь, моя жизнь — все крайне затрудняется. Мальчик действительно вознамерился просочиться в меня и увести от общения с людьми туда, где эти взаимоотношения крайне затруднены. Что же мне остается? — спрашивал он себя. — Однажды я уже был отдален от остальных — сына, жены, отца, мистера И — все произошло почти автоматически, без сопротивления. Можно легко предугадать, что произойдет, если я продолжу шаг за шагом, постепенно сходить с ума рядом с этим совершенно ненормальным мальчиком. Теперь я понимаю, что такое психоз, это — полное отчуждение восприятия от объектов внешнего мира, особенно важных объектов добросердечных людей. И что приходит на смену? Ужасная рассеянность с бесконечными спадами и подъемами. Изменения внутреннего состояния. Раскалывающее личность противостояние двух миров, внутреннего и внешнего, как будто они совсем не взаимосвязаны. Оба, однако, существуют, но каждый живет по своим собственным законам.  Это — остановка времени. Конец познания, ничего нового. Если однажды человек сошел с ума, то уже ничего более страшного с ним не произойдет. Я стою на пороге этого. Возможно, я уже сошел с ума, это зрело во мне с самого начала, с самого рождения. Просто мальчик повел меня длинным путем. Или скорее из-за него я пошел длинным путем. Поглощенная собой личность, безмерная и консервативная, внутренний мир которой поглотил все — мельчайшие изменения этого мира исследовались с величайшим вниманием. Это и есть теперешнее состояние Манфреда, конечная стадия шизофренического процесса».

— Манфред, подожди, — позвал Джек и пошел вслед за мальчиком.

Удобно устроившись в кухне Джун Хенесси, попивая кофе, Сильвия Болен рассказывала ей о своих проблемах последних дней.

— Так ужасно находиться вместе с ними, — говорила она, имея в виду Эрну Стинер и ее детей, — они такие вульгарные. Чтобы убедиться в этом, достаточно хотя бы раз столкнуться с ними поближе. Конечно, не стоит об этом говорить, но я вынуждена видеться с ними так часто, что не могу игнорировать их грубость, с которой сталкиваюсь каждый день.

Джун Хенесси, в белых трусиках и лифчике, ходила босая туда-сюда по дому, поливая из стеклянного кувшина свои многочисленные комнатные растения.

— Действительно, странный мальчик. Он хуже всех, правда?

Содрогаясь от отвращения, Сильвия сказала: