Нарушитель

Николай Гуданец Нарушитель

Он переделать мир хотел,

чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел,
ведь был солдат – бумажный…

Булат Окуджава

Часть 1. Уйти, чтобы вернуться

1

Судейский попался молодой – небось, прямо из учебки. Пухленький такой, выпендрежный. Он то и дело поправлял форменный бант с полосками двенадцатой категории, украдкой косился на свое отражение в оконной пленке.

Вместо ответа на мое «здрасьте» молча протянул руку и взял жизняк.

Я стою как полагается, навытяжку, руки по швам. Стараюсь не раздражаться попусту. Мне так и так светит триста восьмой параграф, ни больше ни меньше. А прочее – никому не нужная комедия.

Судейский вставил жизняк в гнездо, глянул на экран.

– Имя, год? – спрашивает.

– Арч Ку Эхелала Ди, 4011 года, – отвечаю.

– Местожительство?

– Квадрат М8, 6-й квартал, дом 43-70, каюта 14.

– Место работы?

– Компьютерный техник в ремонтном бюро квадрата, лимитная категория 17.

– Судимости, привлечения к суду?

– Две 109, две 308 УОЛ. И еще три привлечения.

– Причина явки?

– Вчерашний привод в седьмой пункт спокойствия. Нашего квадрата, разумеется.

Уставившись в экран, судейский потрогал бантик. Потом набрал код и соединился с компьютером седьмого пункта.

– Объясняю возможности подсудимого согласно Процессуальному Уложению, – пробурчал он себе под нос. – Подсудимый имеет возможность оправдываться, представлять факты и свидетельства в свою пользу, а также возможность не считать себя виновным или же умолять Верховный Разум о снисхождении. Ясно?

– Точно так, – говорю.

Ну да, имею возможность оправдываться, параграф 27 ПУ. А попробуй что-нибудь толком объяснить, мигом накинут годик за пререкания в суде, параграф 93 ПУ. Знаем, ученые.

Тем временем из участка пришел ответ.

– Оглашаю данные по делу, – напыжившись, объявил судейский. – Одно увечье средней тяжести и одно нанесение побоев без особых последствий. Признаете?

– Признаю.

Правильно, первого я приложил здорово, с разбегу. Он как рухнул, так больше и не шелохнулся. Со вторым детиной пришлось повозиться, но и ему крепко досталось бы, кабы не подоспел патруль.

– Имеете ли что-либо заявить по существу?

Сложный вопрос. Того и гляди, потянешь добавку. А, была не была.

– Имею. Те парни вдвоем били одного. Вот я и заступился.

– Можете ли представить свидетелей?

– Нет. Я даже не заметил, как тот, третий, удрал. Он был в полосатой куртке, вроде.

Мало ли, вдруг в рапорте патрульных это отмечено…

– Подтверждений нет, – говорит судейский. – А потерпевшие утверждают, что вы напали первым, без очевидного повода.

Он подловил меня, как маленького. Теперь влепит годик-другой за попытку обмануть суд, параграф 84 ПУ. Ах, как этот мозгляк важничал, будто он и есть Подземный Папа собственной персоной. Влип Арчик, глупее некуда.

– Вы настаиваете на своей версии?

– Нет.

– Тогда будем считать, что ее не было.

Вот это да. Я подумал, что ослышался. Судейский занялся клавиатурой, отщелкивает приговор. Большой оригинал мне попался, не гляди, что молодой. Обычно их братия ловит кайф на том, чтобы припаять добавку. А этот – милует с неменьшим кайфом.

– Считаете ли себя виновным?

Ну, в эту западню только младенец угодит. Стоит ответить «нет» – и получай годик за нераскаяние. Процессуальное, параграф 130.

– Да, считаю.

– Итак, вы осуждены по триста восьмому параграфу Уложения об Охране Личности, с учетом злостного рецидива.

Правильно, теперь я прохожу по делу как злостный. Намотал сроки по молодости, по дурости, потом закаялся руки распускать. И – вот тебе, вляпался. Может, в другой день удержался бы, если б не разговор с Амой, не злоба на весь белый свет. Может, они того, полосатого, за дело учили – в тихом уголочке, не торопясь. Может, он гад последний, может… Мало ли что может быть. Попутала меня нелегкая.

Судейский нажал на обменный регистр, и по кабелю побежала знаменательная весть, дескать, Арч Ку Эхелала Ди, 4011 рожд., а проще говоря, Арчик-Гвоздь, намотал себе из чистого идиотизма по третьему разу параграф 308 УОЛ. Хотя мог бы выйти чистым по параграфу 405, если б тот полосатый побитый паршивец не задал деру.

Прошли положенные десять секунд. Я смотрел на лампу отказа. По правде говоря, никто не припомнит случая, чтоб проект приговора был отменен. И на сей раз лампа не зажглась, торчала тусклым прыщом на пульте.

– Можете идти, – сказал судейский и покосился на свое отражение в окне.

– Желаю долго жить, – машинально брякнул я, сделал налево кругом и вышел.

Очередь топчется в коридорчике, и у всех взгляд тоскливый, снулый. Иные пялятся в упор, щупают глазами – сколько получил да как держусь. А ничего держусь. Мне теперь плевать через палец, мне уже второй день все до дверцы-задницы, и ежели б меня прямо от дверей определили на каторгу или споки прихлопнули, глазом бы не повел. Сколько бы жить не осталось, все одно это уже не жизнь.