В приемной перед палатой Джона сердитый негр тер шваброй линолеум, разговаривая сам с собой. Кроме Дженис, тут было всего три-четыре посетителя, которые расположились за расставленными тут и там столами из пластика и хромированных трубок. Вскоре из палаты вышел низкорослый седой мужчина в зеленой робе, которого она не узнала, пока он не сел за стол перед ней.
— Привет, Дженис, — сказал он.
Перемены в нем не ограничивались сединой; кожа на лице обвисла складками, а во взгляде преобладало спокойное безразличие. Он напоминал обывателя средних лет, ведущего размеренную однообразную жизнь и никогда не испытывавшего никаких потрясений.
— Рада тебя видеть, Джон. Ты выглядишь очень хорошо.
— Ты тоже. Что ты делаешь в Калифорнии?
— Просто провожу отпуск.
Возникла пауза.
— Том передавал тебе сердечный привет. И еще это, взгляни. — Она с облегчением отвлеклась, чтобы покопаться в своей сумочке. — Вот, я привезла тебе несколько его фотографий.
Она выложила на стол три снимка:
— Я сделала их в Гарварде. Симпатичный молодой человек, ты согласен? Правда, волосы длинноваты, но сейчас вся молодежь так ходит.
— Да, выглядит он отлично. И, похоже, высокий.
— Пять футов одиннадцать дюймов. Почти шесть.
— Ух ты, неслабо.
— Через год он станет юристом. Чудесно, не так ли?
— Да. Снимки ты заберешь?
— Нет, оставь себе. Я для того их и привезла.
— Спасибо. — Он убрал снимки в нагрудный карман. — А как там Пол?
— О, Пол в порядке. Просил пожелать тебе… всего доброго.
— Вы с ним хорошо ладите?
— Очень хорошо.
— Рад за вас.
Несколько следующих секунд они просидели как незнакомцы, случайно оказавшиеся за одним столиком в кафетерии. Потом она сказала:
— Джон, ты в чем-нибудь нуждаешься?
— Нет, спасибо.
— Сигарет у тебя достаточно?
— Вполне. Тем более что я понемногу завязываю с этим делом. Сейчас выкуриваю меньше пачки в день.
— Это замечательно. А в целом… тебе здесь… есть чем заняться?
— Будь спокойна, нам тут скучать не дают. По утрам у нас обычно трудотерапия.
— Что это значит?
— Посильный труд в лечебных целях. Лично я занимаюсь отделочными работами по дереву: столы, стулья и все такое.
— Понятно.
— А после обеда мы занимаемся спортом. Я вхожу в софтбольную команду.
— Надо же! Вы играете с командами из других больниц… или как?
— Нет, это внутрибольничные состязания.
— А-а…
— Для дождливой погоды у нас есть другие занятия. Иногда здесь проводят танцевальную терапию.
— Тебе это должно нравиться, ты всегда был хорошим танцором.
— Это не танцы в обычном понимании. Просто такой термин.
— Вот оно что.
Она знала, что следующий вопрос будет трудным, но все же решилась его задать. Возможно, она больше никогда не приедет в Калифорнию; возможно, она больше его никогда не увидит. Ей пришлось выдержать паузу, пока не рассосался комок в горле, чтобы можно было доверять собственному голосу.
— Джон, — сказала она, — у тебя есть какие-то планы… в смысле… ты задумывался о том, что будешь делать, когда выйдешь отсюда?
Лицо его озадаченно вытянулось, словно она подкинула ему какую-то особо хитрую загадку.
— Выйти отсюда? — переспросил он.
Тут на пороге возник санитар и объявил, что их время истекло.