— С душой они пусть разбираются сами. Из меня хреновый душеспаситель.
— Равно как и из меня. Я только пытаюсь понять — зачем тебе всё это нужно? Столько времени, сил — для чего? С какой целью ты затеял эту спасательную операцию?
Рауль облокотился на стол и поглядел на Пятого задумчиво.
— Понимаешь ли, Пятый... Сволочью работать — вредно для здоровья. Ты говоришь — душу вылечить сложно....Так что можешь считать, что я так лечусь.
— Хороший способ, — усмехнулся Лин. — Смотри не переусердствуй.
— Я бы на тебя самого посмотрел, — огрызнулся Рауль. — Когда тебе придет десяток смертных приговоров. Утверждай — на благо родины...
— Десяток! — Пятый засмеялся. — А тысяча? А сотня тысяч?..
— Ты думаешь, мы на работе розы выращиваем? — спросил Лин. — Хотя хрен разница — десяток, тысяча....
— Коллеги, — буркнул Рауль. — Мы друг друга поймем...
— Надеюсь, — Пятый посерьезнел. — Редко кто понимает. Чаще убить готовы. Но боятся.
Рауль стиснул стакан. Нервы, нервы...
— Слушайте, не стоит меряться — кто хуже. Не знаю, сколько там у вас — сотни или тысячи... Я знаю лишь одно. Да, власть и грязь всегда ходят рядом. Нет там добра — есть меньшее зло. Нету прыжка во всеобщее счастье — есть долгие годы работы. Нужно держать в кулаке свои чувства ради всеобщего блага, а спасать бунтарей, тратить силы впустую, возиться — все это дурость, охота на мух, радикальные средства — не там. Но здесь и сейчас у меня нету возможности действовать грамотно — устраняя причины, с расчетом последствий на годы вперед... Так что же теперь, нужно бездействовать вовсе? Смотреть равнодушно, как гибнут другие, и говорить — всех не спасешь, не трать на них средства? А средства, меж тем — для людей. Долг — для людей. И чувства в кулак — для людей. Наша Амои веками ставила благо системы превыше, чем благо людей. Горе и боль единицы — ничто, стабильность важнее — для общего блага! Ты заглянул туда, Пятый? Как тебе этот мирок? Жутко, не правда ли? А между тем, миром ведь правил искин — воплощение рацио, логика, интеллект — не придерешься! А я — не искин. И пошла эта логика к чертовой матери!
Рауль в сердцах треснул несчастным стаканом о стол.
— Спокойнее, не надо так рьяно, — попросил Пятый. — Любой искин изначально сделали люди, про это тоже надо помнить. Старая истина, но страшнее человека зверя на свете нет. И не важно, к какой расе ее применить. Ты знаешь, что в Сети гораздо эффективнее работали бы Сихес, те, кто уже умерли, а не такие, как мы — а почему, думаешь, это строжайше запрещено? Потому что Сихес так далеко за гранью, что уже могут смотреть равнодушно. А мы — еще нет. Мне не жутко, поверь. Есть миры гораздо хуже Амои... внутренне хуже. Самое страшное — когда то же самое... но на фоне благополучия. Просто у вас это заметно сразу, а там...
— Я знаю... Свобода. Когда нету свободы, благополучие — пыль.
— Не только свобода, — усмехнулся Пятый. — Если бы всё было так просто... Свободен может быть лишь тот, кто свободен внутри. Сколько не давай свободу тем, кому она не нужна — не возьмут. Или возьмут, чтобы тут же сменить на новое рабство...
— Ну, а я-то о чем? Только эта свобода сама по себе не приходит, — Рауль вздохнул. — Это ведь главное дело и есть... Знаешь, что у нас самое трудное? Учителей и воспитателей находить.
— А почему? — спросил Пятый. — От вас все сбежали?
— У нас своих мало — хороших. Пока. Пятый, ведь это — планета без женщин. Нету семей, матерей. Детей не рождают — их производят. Воспитывают — в интернатах. На всех этапах взросления — страх выбраковки и гибели. Свободы выбора — нет и в помине, в какую профкасту попал — сидишь там до смерти. Образование — только в рамках профессии. Свобода совести, права человека и прочие бредни — да что вы! Как думаешь, какими вырастут люди в подобных условиях? Очень добрыми?
— Что есть доброта? Они могут быть забитыми, ожесточенными... Доброта — в другом...
— И жестокие люди могут быть добрыми, — добавил Лин. — Тот же Андрей, царствие ему небесное...
— Но разве легче детям, что их будут бить не в злобе, а в ожесточении? Нельзя быть воспитателем тому, кто людей ненавидит.
— Нельзя, но это практикуется, — заметил Пятый. — Причем не только на Амои.
— Ну, вот я и стараюсь, чтобы теперь практиковалось меньше. Слава вышним, Амои не единственное место в Галактике, где обитают люди. А хороших людей все-таки больше... Впрочем, ребята, это история долгая.
— Да, — протянул Лин. — Знал бы ты, сколько их там всего, этих мест и людей!.. А сколько существует вариантов того, что ты назвал добром… Вот это уже действительно долгая история.
В коридоре за дверью раздался топот, кто-то засмеялся, потом — шепот из-за двери:
— Я… нет, дай я постучу…
— Райса, нечестно…
— Нет, я!..
— О! — Рауль оторвался от своих размышлений, его лицо повеселело. — Тссс! Детишки мои прибежали. Ну-ка, молчим... пусть постучат...
— Когда ты успел завести тут себе детишек? — с подозрением спросил Лин. — Ты же вроде трое суток назад сюда попал… И кто счастливая мать?