Нарушители синтетических границ

Бывает, подходит какой-нибудь человек и говорит: "Вы мне напоминаете одну давнюю знакомую – первую жену… бывшую любовь…" Я не обижаюсь. Это нормально, если мое лицо и непринужденность моих поз задуманы специально самим Клодом Моне, как образ собирательный.

Одежду я люблю пеструю. Но ношу однотонную. Это, скорее всего, Марк Шагал одним свободным мазком написал весь мой гардероб… и меня вместе с ним…

Мой стиль общения, как работы ди Соза-Кардозу, угловатый, неповоротливый, вызывающий легкое недоумение. С четкими линиями и неожиданными сдвигами… на мое усмотрение.

Климт… Моне… ди Соза-Кардозу… Шагал… А может я сама себе модернист!?

И вот теперь я спускаюсь в метро, а люди сторонятся меня. Даже в час "пик" в поезд я захожу через свободные двери.

И это не удивительно: ведь в картинной галерее никто не подходит близко к произведениям. И не потому, что "великое лучше видится на расстоянии"… нет. Просто страшно – а вдруг от картины заразишься безумием автора…

Лаванда

Ночь. Пытаюсь заснуть. Длинная ночь.

Как мантру повторяю три слога: "Ла… ван… да…"

Если повторять достаточно долго, то можно почувствовать тот самый аромат. Следую за ним…

ЛА… ЛАсковые облака уверенно скользят на восток, увлекая за собой податливый дым из трубы над черепичной крышей…

ВАН… Вангог, Винсент точно бывал в этом доме. Сидел на ступеньках или у окна и впитывал, впитывал краски. Краски декоративных цветов, пышно свисающих с подоконника; краски утренних послушных облаков; краски тумана над аккуратными полями…

ДА… ДАлеко на юг, куда только дотягивается взгляд, раскинулось фиолетовое душистое море…

Наверное, я уже сплю.

Сначала я долго летаю над ним – над морем – то по ветру, то против или даже поперек. Касаюсь пальцами рук и босыми ногами цветущих растений и… дышу. Утомившись, возвращаюсь к дому. Кресло выставлено на крыльцо. Завожу ручной водопад и напеваю, нащупываю нужную мелодию…

Так начинаются все мои сказки…

Пальмы

У меня на столе лежат фотографии. Много. На них одно и то же: море, пальмы, кое-где хижины. Берега разные и названия морей. Время дня тоже разное. Но снимки очень похожи один на другой.

Смотрю…

Линия прибоя, пена, песок… Жаркий, золотистый, вязкий, мокрый, манящий и утомляющий. У хижины покосилась опора – шторма и зной делают свое дело.

Здесь Солнце в зените – четкие, черные тени от пальмовых веток на песке. Там Солнце наполовину нырнуло в море, как гуашевая краска, растворяясь и окрашивая прибой. А тут Солнца нет. Ночь.

Кручу фотокарточки, перекладываю, обрезаю, совмещаю, склеиваю…Кручу… перекладываю… обрезаю… совмещаю… склеиваю…

Теперь у меня есть свой собственный атолл! С пальмами, с хижинами для гостей, с внутренним морем, с круговой линией пляжа…

Прилетай…

Ну и что же, что это только на фотографиях… Солнце, которое во мне, согреет не только маленький тропический остров, но и целый материк!

Вверх

Вверх… только вверх… Он там…

Пусть мышцы рук и ног решили по-другому. Пусть снег липнет к ресницам. Пусть ребра болят, стараясь втянуть больше разряженного воздуха. Пусть не видно вершины. Пока я в состоянии различить, где низ, а где верх… только вверх.

Шаг… вдох… шаг… выдох…

Он там, он ждет. Мой дом, моё убежище.

Скрипучие, промёрзшие доски пола, маленькое, почти всегда засыпанное снегом окно. Печка… Печка! Рядом с ней запас дров, пополняемый ритуально, по негласному закону.

Вверх… только вверх…

Пригласить огонь, поколдовать над чайником. Тепло… Снять лишнюю одежду. Расстелить одеяло…

Вдох-выдох… еще длиннее… Двигаться медленнее, еще медленнее, чем сейчас.

Шаг… вдох… шаг… вверх…

Так странно: там, на самой вершине, в одиноком, разбуженном мной домике сердце распускается, как далекий, тропический, водяной цветок! Лепесток за лепестком раскрываются забытые чувства… Я была там, я помню…

Шаг… вдох… шаг… выдох…

Шаг… вдох… шаг… выдох…

Что в середине цветка?..

Вверх… только вверх…

Он ждет…