Нарушители спокойствия (рассказы)

— Моя тень исчезнет от злого блеска твоего хищного взгляда, прежде чем я заплачу хоть пенни больше, чем семь баксов, и пусть по всем оазисам бескрайней пустыни разнесется слух, что Моханадус Мукхар крадет личинки из протухшего мяса, мух из конского навоза и с трудом заработанные драхмы у честных тружеников. Семь, придурок, и все!

— Моя смерть вот-вот станет реальностью, — проревел араб, вырывая пряди седых волос, выглядывавшие из-под фески. — Грабь меня, давай, грабь меня, пей мою кровь! Десять! На двадцать долларов убытков я согласен.

— Ладно, ладно. — Дэнни повернулся и достал бумажник. Он вытащил одну из трех десятидолларовых купюр, которые все еще были внутри, и, повернувшись к Конни, спросил: — Ты уверена, что тебе нужен этот уродливый, грязный кусок дерьма?

Она кивнула, и Дэнни поднес купюру к глазам маленького торговца. Только сейчас Дэнни заметил, что на Мукхаре остроносые тапочки, носки которых загибаются вверх, а из его ушей растут волосы.

— Десять баксов.

Маленький человечек двигался с проворством хорька и выхватил десятку из протянутой руки Дэнни, прежде чем тот успел отдернуть ее.

— Продано! — усмехнулся Мухар.

Он развернулся, а когда снова повернулся к ним, десяти долларов уже не было видно:

— Не сделка, Аллах свидетель, а грабеж, настоящий грабеж, благословенный господин!

Дэнни внезапно понял, что его обвели вокруг пальца. Вероятно, лампу подобрали на свалке и она ничего не стоила. Он хотел спросить, действительно ли это антикварная вещь, но груды хлама начали колебаться, мерцать и переливаться светом.

— Эй! — Что это еще такое? — встревоженно спросил Дэнни. — Что это еще такое?

Морщинистое лицо маленького человечка исказилось в панике:

— Вон! Убирайтесь, быстро! Время поджимает! Вон! Убирайтесь сейчас же, если не хотите вечно скитаться со мной и этим магазином… А я не могу позволить себе содержать помощников! Вон!

Он толкнул их вперед, и Конни поскользнулась и упала, врезавшись в груду стеклянной посуды. Ничего из этого не разбилось. — Ее руки погрузились в стекло, как в воду. Дэнни поднял ее на ноги, его охватила паника… В это время магазин продолжал колебаться и становиться все более расплывчатым вокруг них.

— Вон! Вон! Вон! — Мукхар продолжал кричать.

Они оказались на тротуаре. Лампа выпала из рук Конни и со звоном упала в канаву. Они услышали, как Мукхар радостно пробормотал:

— Чистая прибыль девять долларов семьдесят пять центов. Вот это да!

Затем магазин исчез, и они оказались на заросшем сорняками пустыре.

* * *

— Ты спишь?

— Да.

— Почему же ты мне отвечаешь?

— Меня воспитали вежливым.

— Дэнни, поговори со мной… Ну поговори же!

— Ответ отрицательный. Я не собираюсь говорить об этом.

— Но, мы должны!

— Мы ничего не должны, я не хочу и не собираюсь разговаривать, и заткнись, чтобы я мог уснуть.

— Мы лежим уже почти час. Никто из нас не может уснуть. Нам нужно это обсудить, Дэнни.

Она включила ночник слабо осветивший несколько упаковочных ящиков с посудой и постельным бельем, три кухонных гарнитура, которые они получили в качестве свадебного подарка, стулья с прямыми спинками от тети Конни Медоры, стол и раскладной диван, на котором они сейчас лежали. Диван, бывший в употреблении, они купили у брата Дэнни в Нью-Джерси. Стала видна вся голая и удручающая реальность их первого совместного дома. Если бы мебель, которую они купили сегодня, была доставлена вид был бы лучше. А сейчас это была та самая картина, которая заставляла разведенных и стареющих холостяков кончать жизнь самоубийством на Рождество.

— Я собираюсь поговорить об этом, Сквайрс.

— Можешь говорить. Я заткнул уши большими пальцами.

— Думаю, нам следует потереть лампу.

— Я тебя не слышу. Этого никогда не было. Все это нам почудилось. Я заткнул уши большими пальцами, чтобы не слышать ни звука из того безумия, которое вырывается из твоего рта.

— Ради бога, Сквайрс, я была там с тобой сегодня. Я видела, как это случилось, так же, как и ты. Я видела этого странного маленького старичка и видела, как его магазин появлялся и исчезал. Теперь никто из нас не может этого отрицать!

— Если бы я мог слышать тебя, я бы согласился, а потом отверг свидетельства своих чувств и сказал бы тебе… — Он с огорченным видом вынул большие пальцы из ушей — …сказал от всего сердца, что я люблю тебя, что я полюбил тебя с того самого момента, как увидел в машинописном бюро мистера Апджона, что, если я проживу сто тысяч лет, я никогда никого не полюблю так сильно, как люблю тебя в этот самый момент; а потом я бы сказал тебе отвалить и забыть об этом, и позволить мне спокойно уснуть, чтобы завтра я мог заставить себя поверить, что этого никогда не было.

Она откинула одеяло и встала с дивана. Она была обнажена. Они были женаты не так уж долго, чтобы не обращать на это внимания.

— Куда ты идешь?

— Ты знаешь, куда я иду.

Он принял сидячее положение на диване. В его голосе не было легкости:

— Конни!

Она остановилась и уставилась на него.

Он тихо проговорил:

— Не надо. Мне страшно. Пожалуйста, не надо.