Наружка

— Нас нет, — прижал ее Соломатин, как маленькую погладив по голове.

— Ты не уйдешь сегодня?

— Я не хочу уходить. Так что если не прогонишь…

— Не прогоню. Не уходи. Не оставляй меня одну.

Вновь звонок, и снова замирает у Люды дыхание. Сколько же ей придется теперь вздрагивать и сжиматься? А если и вправду ей грозит камера? Нет-нет, такого не может быть, не могли Моржаретов, а тем более Беркимбаев вот так запросто оставить ее в беде. А тут еще у него эта сибирская командировка не вовремя…

Некстати вспомнилась и Катя. Бесспорно, менее красивая, но более уверенная в себе. Впрочем, разве Люда не слыла владычицей еще вчера?

Про себя усмехнулся: у Ракитиной вспоминал Люду, а сейчас — наоборот. Испытывать из-за этого угрызения совести? А перед кем из двух? Он — холостяк, никому ничего не должен.

Любит ли он Люду? Впрочем, понятия «любит — не любит» он отмел давно. Любил он один раз — Надю. Но она стала женой Черевача. Остальные просто нравились в большей или меньшей степени. Катя — в средней. Люда — в большей.

— О чем думаешь? — Люда боялась даже тишины.

— О тебе.

— А что? Только отвечай сразу.

— Какая ты хорошенькая, — Борис, если и слукавил, то чуть-чуть.

— Я, должно быть, сильно тебя обижала своим невниманием.

— Мужчин иногда необходимо встряхивать.

— Ты меня извини. Сейчас, когда случилось… вспомнился именно ты. Тебя захотелось видеть рядом. Ты будешь все эти дни со мной?

Чертова командировка.

— Только смотаюсь в Сибирь — и сразу обратно.

— Ты уезжаешь? — Люда резко приподнялась.

— Послезавтра. Билет уже в кармане. Но завтра…

— Нет-нет, ты не уедешь, — закрыла ладонью ему губы. — Нет и нет. У меня больше никого рядом. Ты обещал не оставлять меня одну. Я боюсь.

— Все образуется, — попытался успокоить Борис, лишь только ему дали возможность говорить.

К его опущенной руке подкатился котенок, Соломатин поднял его, уложил в ямочку между собой и Людой. По очереди принялись гладить его. Одновременно улыбнулись, вспомнив, что после такой же ласки сами оказались рядом. Люда находилась сейчас в том состоянии, когда малейший пустяк мог поменять настроение. Пока она нашла успокоение рядом с ним. Скорее всего, и в объятия бросилась потому, что сильные успокаивают, придают уверенности, останавливают ускользающую из-под ног землю. А сильнее Людмилы сегодня даже котенок…

— Ну что?

— Послал за Енисей.

— Ты сказал, что возможен и такой вариант, когда он сам лишится всех приисков?

— Сказал. Послал еще дальше, за Вилюй.

— Где это?

— Около Магадана.

— В самом деле далеко. Поедешь?

— Я уже там был.

— А он?

— Он южнее.

— По блату?

— Жара не всегда лучше холода.

Разговор шел в люксовом номере гостиницы — с двух спальной резной кроватью, шикарным буфетом с посудой, столом для шести, если судить по количеству стульев, персон.

Пока же собеседники сидели вдвоем, потягивая чешское бутылочное пиво.

— Тогда думать нечего. Делай ему закладку. И пусть отправляется сам в свой Вилюй, раз такой… грамотный, — отдал распоряжение гость, пощипывая мочку уха. — Все остальное беру на себя, благо подмога прибыла.

— Нет проблем. Сегодня «спутничек» будет пристыкован. Про «спутничек» так легко и к месту мог сказать только бывший комитетчик, занимавшийся технической разведкой. Именно у них фигурировали всякие подобные штучки: «ставь на службу Сережу» — телефон на прослушивании, «доверено Ольге» — ведется скрытая съемка, и тому подобное.

«Спутник» являл собой еще более сложное и ответственное мероприятие: в одежду объекта незаметно вшивался микрофончик, работающий на голос. Где происходила пристыковка и когда — каждый раз решалось по-разному. В химчистке это мог сделать мастер, на работе — заместитель или секретарша, в собственном доме — любовник жены, в парикмахерской — очередной клиент, в ресторане — гардеробщик. Да мало ли случаев, когда вещи хоть на миг, но остаются без присмотра.

Сам «спутник» — техника серьезная и сверхсекретная, и в этом случае «наружка» сбивалась с ног, боясь потерять не столько сам объект, сколько микрофон. Он ставился дня на два-три, когда ожидалась серьезная встреча и важно было знать ее результат. Чем ближе подходило время «Ч», тем, соответственно, нервознее делалось начальство. Да и то: к страху потерять технику прибавлялось опасение, как бы не пошел объект на встречу, например, в новом одеянии, оставив «спутник» дома.

Иной раз, конечно, интересно послушать, какими эпитетами жена награждала мужа после того, как за ним закрывалась дверь. Но к уголовному делу это ведь не пришьешь.

Вот тут-то и бьют копытами около дома клиента «семерочники» с наполненными разной несмываемой гадостью пузырьками и пульверизаторами. Как сказал бы Лагута, перикулюм эст ин мора — опасность в промедлении. Не успевает клиент ступить за порог, а сзади, по всей спине новенького пальто или костюма, подленько и незаметно, в полное удовольствие — вжик зеленкой, краской, йодом.

А потом уже другой товарищ, не обязательно, кстати, свой, мало ли сердобольных вокруг, через несколько шагов посочувствует:

— Гражданин, у вас спина белая.