Мы дружно начинаем щелкать металлом. Когда щелканье умолкает, напряженно ждем. В душе борются два чувства: остаться тут и побыстрее рвануть вперед. Нетерпение постепенно нарастает, и прямо-таки хочется сорваться с места. В голову лезет имя: Алькор. Напрягаю память и вспоминаю, что это имя певицы. Наверное, она так в честь какой-то эльфийки назвалась[17]
. Я как-то был на ее концерте, да и кассета с ее песнями у меня есть. В основном там про разные легенды, вроде «Рагнарока» или «Демона дороги». А больше всего мне нравится песня про волшебную скрипку. Я прикрыл на секунду глаза и словно услышал ее голос:Я вспоминал дальше и словно набирался энергии. Вроде это песня не боевая, не марш, не гимн, а все равно я словно вырастал и подымался, как дерево. И я словно поднялся над кронами других деревьев, взглянул на окрестный мир, обвел вокруг себя взором, не знакомым с астигматизмом. Вот я и мои друзья. Вот время и место. Вот для чего я родился. Чтоб жить здесь и защищать все это.
Взводный командует атаку. Подхватываю коробку с дисками и вслед за Моней выхожу из леса, держась правее его. Слева и справа от меня развертывается цепь. Левее и чуть впереди идет Волох с пистолетом в руке.
Нас замечают не сразу. От деревни вначале слышится редкая стрельба. Потом начинает оттуда короткими очередями стучать пулемет. Пули посвистывают где-то выше головы. Вроде мне говорили, что свою пулю ты не слышишь… Справа из цепи вывалился кто-то и упал лицом в землю.
Очередь проходит над головой, аж вжимая голову в плечи.
По команде переходим на бег. Лопатка уже за поясом, в правой руке – граната. Только бы добежать, только бы увидеть глаза чудовищ и дорваться до их глоток…
По цепи несется: «Ура-а-а!!! За Сталина! За Родину!»
Я подхватываю: «За Сталина! За Родину!»
…Мы брели с Моней обратно в дот, именно брели, потому что вымотались. Да и груза было предостаточно. Воевавшие ребята про такие ощущения мне рассказывали и называли это «отходняком». В слабой степени такое бывало и со мной после грандиозной драки. Ну, вы поняли, о чем речь: эйфория, что живой и так, особенно не словивший, слабость во всем теле, и все это как-то причудливо перемешано. Душа прямо летит вперед, а ноги волочатся. И настроение такое, как лоскутное – то радостно, то горько, то пробивает на «хи-хи», то хочется всего этого не видеть, в кусты забиться и долго оттуда не выходить. Моне чуть веселее, чем мне, он даже поет, а я подтягиваю, хоть половину песен не знаю. Но это ему и мне не мешает. А вот теперь потянуло меня петь и… «щас спою» – даю какую-то дикую мешанину из разных песен, что когда-то слышал; то из Летова про болванку, в танк ударившую, то «Цветок и нож» (только с последнего куплета). Моня тоже пытается подпевать. Затем он начинает: «Но от тайги до британских морей Красная армия всех сильней»… Я с этим согласен без всяких примечаний.
Бредем мы вдвоем, потому что Федя точно отвоевался. Им сейчас медики занимаются, и плохие у меня предчувствия. Взводный, может, и вернется – но чуть попозжа. По крайней мере, он сам так хочет. А что скажут врачи насчет распоротого штыком плеча – я не в курсе. Сашке Лысому в Чечне плечо прострелили из «калашникова», но он из строя не вышел, потому что некуда было выходить, так и стрелял до конца боя. А вот никого из тех, кого на войне штыком ранили, я в своей жизни не встречал, потому и не готов сказать. Подрезанных-то на улице я видел, но там нет нужды дальше стоять, можно сразу в больничку отправляться, и это даже лучше – здоровее будешь. Настроение уходит в противоположный угол ринга. Вспоминаются наши, убитые на пустом месте перед деревней и убитые в самой деревне. И не только погибшие в самой атаке, но и явно застреленные при отходе.